. Самое существенное в церковном Уставе и богослужении – его боговдохновенность, а не исторический стиль, исследование которого лучше предоставить Протестантизму, за отсутствием у него собственного церковного содержания. Свой исторический стиль и покрой имеется и в Евангелиях, и в апостольских Посланиях, и в ветхозаветной письменности. Так неужели мы станем из-за этого закрывать глаза на действительное содержание, заключающееся в глиняном сосуде? Православное богослужение, а в составе его и Устав, представляет собой такой же боговдохновенный источник вероучения, как и Слово Божие, этому только не желают научиться наши патентованные богословы, вскормленные Протестантизмом.
Приходский священник
. Против этого нельзя спорить, хотя поправки и, главное, большая точность здесь должны быть внесены. Не все в богослужении и Уставе имеет литургический характер (как ни парадоксально это звучит), но вводится в ответ на злобу дня, хотя иногда задерживается в Уставе, но не все изливается из молитвенного вдохновения, а иногда сочиняется просто на заданную тему. Воля ваша, но я не могу да и вы, наверное, не признаете боговдохновенными и в этом смысле равноценными, ну, положим, Литургию Василия Великого, наши новейшие службы, акафисты, наконец, политические памфлеты, облекаемые в богослужебную форму, вроде, например, службы на день победы под Полтавой, где Петр Великий сравнивается с Христом, Карл – с Иудой и подобное. Но, помимо этого текущего, так сказать, материала, и в основном нашем богослужении, например Октоихе, Минеях, слишком явно обнаруживается стиль византийского монастыря и – сказать ли правду? – многое там устарело и фактически вышло из употребления. Это повторение одного и того же догматического содержания на восемь ладов и гласов, на средневековый византийский вкус вполне оправдывавшееся художественным чувством, теперь держится только силою дисциплины и – сказать ли правду? – равнодушия. И не то же ли самое приходится сказать о доброй половине месячных Миней, представляющей собою трафаретное и совершенно условное (как агиография) восхваление святых, имена которых нам далеки и чужды, а, напротив, для греческого мира были, может быть, и близки, и дороги. Ведь это подобно нашему церковному календарю в Служебнике, составленному по греческому с небольшим лишь восполнением русских святых, ну и, конечно, великих вселенских святых. Так нужно же сказать правду, что большая часть этого месяцеслова держится только на рутине и инерции, потому что решительно ничего не говорят нам эти имена. И при этом подавляющем изобилии богослужебного материала византийского, древнего и потому пользующегося особым авторитетом, какая скудость в молитвенном удовлетворении нужд современного молящегося! О новейших службах, нарочито составленных при прославлении русских святых, я не говорю, они невыносимы. Но текущие-то молитвенные нужды удовлетворяются нами молебнами, какими-то уродливыми изобретениями нашей литургической кухни. Ведь откуда являются потребности в литургических новшествах, помимо дурного вкуса? Из этой совершенно законной жажды церковно молиться о своих нынешних нуждах своими молитвенными словами. Когда-то все эти дивные и непосредственные песнопения имели ведь такое временное и местное происхождение. Теперь на них застыла кора, и они выглядят неподвижно, словно заключенные в ризах. Но все они некогда возникали. И если нет закона, возбраняющего догматическое развитие Церкви, то нет и закона, останавливающего ее литургическое творчество. Разумеется, как всегда могут сказать: попробуйте, покажите пример. Конечно, таким рассуждением можно только запугать, потому что кто же захочет на себя взять задачу написать второе «Свете тихий»? Но ведь, однако, не все мы Демосфены или Филареты, а кое-как лепечем свои проповеди, и их слушают, потому что ждут в них дум и чувств сегодняшнего дня. Но для этого сегодняшнего дня, кроме застывших, негибких и неподвижных форм, наша церковная практика не имеет ответа, чем и пользуются секты с их молитвенной импровизацией.
Светский богослов.
Как это тянет некоторых из батюшек к этим богослужебным новшествам, от которых, простите, убегать из церкви приходится, зажав уши.