На развалинах мира

Я сделал вид, что ухожу – вышел из дома и присел неподалеку, на бревно. По пути я наступил на покосившееся крыльцо – ступать по нему было опасно, и овчарке везло, как и мне, что она не сломала на нем лапы, возвращаясь с охоты к щенку. Я нахмурился – какой охоты? Судя по тому, как выглядят останки, она не брезговала нападать на тех, кто, как и я, недавно бродил по руинам. А неизвестный зверь, чьи остатки я видел, вряд ли был пойман позже, чем за три-четыре дня тому назад. Но, если так – то это означает, что люди все-таки здесь есть! И не только люди – но и животные! У меня сразу пересохло в горле… Да, если это ела собака, то значит, это ел и щенок? Нужен ли мне такой приятель, который в самом нежном возрасте, уже успел отведать человечины? В доме громко завыли – кутенок горько жаловался на свою судьбу. Похоже, что мать не приучила его сохранять молчание во время своих отлучек. Такой надрывный скулеж не мог не привлечь чьего-либо внимания. Наверное, именно так и погиб тот несчастный, которого убила эта черная бестия. Пришел на вой, как и я – а нагрянувшая, внезапно, овчарка прикончила его, разжившись запасом продовольствия на месте. Скулеж стал нестерпимым – теперь щенок уже сам хотел, чтобы его вытащили оттуда, куда он так рьяно прятался. Я усмехнулся – я, все-таки, уйду отсюда вместе с ним, даже если для этого мне придется разобрать весь дом по частям. Пришлось вскрыть банку консервов и устроить себе ужин. От тушенки исходил ароматный запах – я предварительно разогрел ее на небольшом костре. Хотя, вряд ли этот маленький, скулящий комок, мог сильно страдать от голода. Не особо надеясь, я все же выставил аппетитно пахнущую банку к крыльцу, а сам приготовился к ожиданию.

Ждать пришлось долго, ноги отекли от напряжения. В какой-то миг он высунул тупую мордочку и мгновенно спрятал её обратно. Потом снова показался и, нелепо косолапя, спустился по ступенькам вниз. Убежать я ему уже не дал…

Я всегда носил с собой целый моток веревки – на тот случай, если вдруг придется, куда-либо спускаться, или наоборот – выбираться из ямы. Сейчас она послужила для того, чтобы связать щенку лапы и пасть. Он отчаянно сопротивлялся и несколько раз больно укусил меня за руку. Но все же силы были не равны – я с ним справился и, переводя дух, положил мохнатый комок на крыльцо. Он даже в таком положении пытался сопротивляться и угрожающе рычал на меня, яростно сверкая своими ясными глазами-бусинками…

Следующим этапом стало возвращение к убитой собаке – теперь, после того, как я впервые в жизни, одолел в смертельном поединке, существо, значительно превосходящее меня в силе и размерах – у меня появилась своеобразная гордость. Я хотел увековечить память об этом надолго – хоть хвастаться такой победой было, собственно, не перед кем…

Она распласталась на земле. Возле черной туши темнело пятно, которое быстро впитывалось в пепел и песок. Я встал возле собаки и несколько секунд раздумывал… потом резким ударом топора отсек ей когти на лапах, а затем – громадные клыки, которыми она запросто могла разорвать меня по частям. Мне просто повезло, что я смог удержать топор в руках, когда встретил ее в неистовом полете на встречу смерти. Лезвие почти раскроило ей морду, и, хоть довершил начатое нож, но главный удар был все-таки нанесен именно топором. И только теперь я до конца осознал, что впервые в жизни одержал настоящую победу в смертельной схватке, где цена проигрыша означала собственную жизнь…

Я склонился над тушей и, преодолевая брезгливость и стараясь не оцарапаться, перевернул ее на спину – для того, чтобы снять с нее шкуру. Это был первый в моей жизни подобный опыт – но все, когда ни будь, становится впервые. Я разрезал ей шкуру на брюхе от шеи до паха и принялся сдирать ее так же, как сдирают шкуру с баранов. Мне приходилось это видеть в юности, когда я жил в совсем иных краях.

Нельзя сказать, что это было легко – скорее, наоборот. Я боялся нанести себе малейшую – из-за бешенства собаки – царапину. Ее кровь могла попасть на ранку и нанести мне столько проблем, что об иных я бы уже и не вспоминал… Через часа два – все же это был мой первый опыт, и не самый удачный – я освободил шкуру от ее прежнего владельца, и теперь не знал, что с ней делать дальше. Как обрабатывать ее, я не имел ни малейшего понятия. Так, ничего не придумав, я решил скатать ее как можно туже и разбираться с трофеем уже дома.

Жалобный скулёж, чем-то напоминающий плач ребёнка, казалось, был бесконечным. Где только щенок находил силы, чтобы так настойчиво выть? Нервы у меня не выдержали…

– Ну что ты воешь? Так плохо, да?