На рейде "Ставрополь" (СИ)

"Красавица", как только дело дошло до стола, немедленно удалилась: по местным обычаям женщина не имеет права сидеть за одним столом с мужчинами и тем более - участвовать в пиршестве.

Пятеро обедающих чинно расселись за большим круглым столом орехового дерева и принялись за еду. Вместо вилок подали палочки, о которых русские, конечно, слышали и раньше. Есть ими, как оказалось, вполне можно: все блюда были заранее нарезаны и сложены так, что палочки оказывались не хуже вилок, хотя к этому все-таки нужно было привыкнуть. Плохо только, что все эти лакомства - вареные вкрутую яйца, желе, бобы, фрукты - приходилось брать из одной тарелки. Гости ели акульи плавники, креветок, нечто даже совсем непонятное - слизистое, внешне напоминавшее гусениц.

Рощин, впервые попавший за такой стол, растерянно смотрел на столь необычные разносолы, но, поймав на себе грозный взгляд капитана, все-таки решился кое-что есть. Потом подали какое-то отварное, удивительно белое мясо, очень приятное на вкус. Оно было нарезано ломтиками и неуловимо напоминала что-то среднее между куропаткой и рябчиком. Рощин, навалившись на мясо, съел его довольно много: все-таки почти европейский стол! Но тут на него с ядовитой ухмылкой уставился Копкевич:

- Я смотрю, отварный болотные гадюки пришлись нашему стармеху по душе?

Цзян так и не понял, почему русский моряк столь стремительно вылетел из-за стола и опрометью бросился к порогу...

- Сейчас вернется, - под общий смех русских сказал Копкевич, - это со всеми бывает поначалу, потом привыкают. Я вот ем за обще щеки, и хоть бы что.

Минут через пять, неловко извиняясь и краснея, старший механик вновь занял свое место за столом. Подали дымящуюся паром горячую рисовую водку.

- Пожалуйста, - счел своим долгом предупредить гостей Лаврентьев, - пожалуйста, пейте не по-русски, залпом, а маленькими глотками. И если можно, хочу предложить тост...

Он перешел на русский язык:

- За нашу новую и скорую встречу с любимой и дорогой родиной!

Все отпили из рюмок по глотку - больше не осилили. И тогда Лаврентьев достал из кармана пиджака сложенную вчетверо бумагу:

- Я уже присмотрел себе домик для покупки, но, наверное, не судьба мне в нем обитать. Сегодня я получил письмо от одного своего родственника, полковника Пазухина, из Манчьжурии.

Он небрежно бросил письмо в самый центр стола, и снова заговорил по-английски, чтобы было понятно и хозяину:

- Большевики вовсю убегают с Дальнего Востока. Судя по всему, Дальреспублика Меркуловых - государство, которое останется нашим прочным оплотом. Кроме того, говорят, что сам Ленин дал команду прекратить завоевание Дальнего Востока за ненадобностью. Вот, господа, почитайте, - он ткнул пальцем в отчеркнутое красным место в письме. - "Полагаю, дорогой мой шурин, что настала пора тебе возвратиться во Владивосток и приняться за свои коммерческие дела. Ныне твоим негоциям со стороны большевиков ровным счетом ничего не угрожает! Большевики заняты подавлением крестьянского восстания в Тамбовской губернии, во главе которого стоит народный вождь Антонов. И, кроме того, они, кажется, поняли, что и мы не по их зубам орешек. Дальреспублика навсегда останется свободной территорией великой и столь горячо любимой нами матушки-России!"

За столом воцарилось напряженное молчание, которое, минуту спустя, однако, нарушил Копкевич:

- Решили, господин Лаврентьев, воротиться на родину? - с непонятной насмешкой в голосе поинтересовался он. - Благое дело предпринять изволите?

Лаврентьев встал, поставил осторожно перед собой на стол чашку с водкой. И сказал торжественно и сурово:

- Мы с вами, господа, здесь уже основательно засиделись. Настало время принимать окончательное решение, которое одно и сможет предопределить всю нашу дальнейшую жизнь. Не скрою, я считал дальневосточное дело горелым, а карту нашу - битой; большевики казались мне без пяти минут победителями. И я счел за благо покинуть родину, уехать сюда, чтобы сохранить средства, дабы не ходить по свету, не христарадничать с протянутой рукой на старости лет. Но теперь все изменилось, - он вынул из того же кармана сложенную газету. - Вот что сообщает об этом лондонская вечерка. Читаю: "Дальневосточная республика Меркуловых - несокрушимый бастион подлинной демократии. Ленин отказывается от завоевания Дальнего Востока. В Москве на днях жителями поймана и съедена последняя крыса!" Насчет крысы, конечно, британцы перегнули, но все остальное не вызывает сомнений. Я возвращаюсь. А вот у вас, господа, положеньице... - он задумался, замолк и опустился на стул. - У вас получается нехорошо. Скорее всего, вам придется в ближайшее время возвращаться к тем самым людям, от которых вы убежали... Не пойдете же вы через Суэц в красный Питер? Не пойдете, конечно, хотя бы потому, что не дойдете. А то бы у вас был шанс отведать московской крысятинки. Да, положеньице...