На рейде "Ставрополь" (СИ)

- Надежда юношей питает, - буркнул Копкевич. - Она, знаете ли, изменчива всегда. А мы ведь уже далеко не юноши. А ну как ничего у нас с этим делом не выйдет? Вот и скажут тогда: "А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!". А мне не хочется быть Ляпкиным-Тяпкиным и подставлять свою голову под плаху за идеалы, которых я не разделяю. Скажу вам больше, - первый помощник перешел на шепот. - Сегодня я слышал, что дела барона Унгерна в Монголии идут более чем славно. Он принял их веру, и весь Восток его поддерживает. В нем я нисколько не сомневаюсь. Он пообещал им создать великое желтое государство. Помяните мое слово: еще один Чингисхан появился...

- Ничего у него не выйдет, у вашего Чингисхана, - твердо и зло вдруг ответил Шмидт. - А коли боитесь... Вон он - берег! Лаврентьев обрадуется. Волков бояться - в лес не ходить!

Тут только обратили они внимание на все еще стоящего на палубе Биня. Он не мог разобрать быстрой русской речи и, тем более, понять причину спора русских начальников.

- Что есть? - спросил он с убогим видом, ежась от ночного холода в своем рваном одеянии. - Гусь плохой? Бинь сказал не так?

Копкевич махнул рукой:

- Все так, приятель. Все так. Пойдем-ка ко мне, я тебе старый китель свой презентую, смотреть же на тебя холодно.

Счастью Биня, казалось, не было предела: китель Копкевича оказался ему несколько великоват, но зато как смотрелся он на китайце, белый с золотыми нашивками на рукавах!

- Бинь есть богатый, - заторопился он. - Бинь может взять жена!

- А что, - насторожился Август Оттович. - У тебя разве жены нет?

- Бинь нет ничего, - сказал китаец с улыбкой. - Нет юань, нет ничего.

Бинь довольным видом ощупывал китель, доходивший ему почти что до колен, и лицо его, маленькое и сморщенное, светилось подлинным счастьем.

"Да, и в самом деле, как мало нужно человеку для счастья!" - с горечью подумал Шмидт, спускаясь к себе в каюту. Там его уже поджидали несколько матросов - пришли учиться грамоте. И он, остановившись перед ними, вдруг сказал:

- А вы, товарищи, не сомневайтесь. Пройдет смутное время - и какое бытие вокруг наступит! Пусть другие сомневаются! А вы - не надо. Только... только занятий сегодня не будет. Не сердитесь.

И он ушел, торопливо хлопнув дверью: почему-то до боли хотелось побыть одному. А матросы, удивленные странным, с их точки зрения, поведением второго помощника, остались в некотором оцепении.

Кто-то даже щелкнул слегка пальцами по горлу:

- А не того... не выпивши ли Восьмой?

"Восьмым месяцем" моряки иногда называли Шмидта за его удивительное имя - Август.

- Ну, глупости, возразили говорившему. - В рот не берет...

Между тем вести с Дальнего Востока поступали и правда неутешительные: похоже было, что Унгерн действительно набирает силу, толкуя о походе на Иркутск и Читу и даже отпуская кое-где туманные намеки насчет самой Москвы.

И как-то вечером уже капитан пригласил к себе второго помощника. Попросил сесть, налил вина из "представительских" запасов - для встречи всякого рода гостей.

- Вот что, Август Оттович, - несколько смущенно сказал он. - не находите ли вы, что наше пребывание в Чифу... ну, как вам это сказать? Несколько затягивается, что ли? Вы были инициатором ухода из Владивостока, матросики вас уважают, любят. Не находите ли вы возможным... м-м-м... несколько воспользоваться этим уважением и этой любовью? Ведь они вас даже в свой судовой комитет выбрали...

- Я вас не понимаю, Генрих Иванович, - признался Шмидт. - Совсем не понимаю.

- Ах, батенька мой! Какой же вы, право. Не пришел ли момент, когда надо поговорить с командой о возвращении? Вас послушают, вы у них в чести, доверием пользуетесь. Пошли, в самом деле, к родным пенатам. А повинную голову, как известно, меч не сечет...

- Нет уж, Генрих Иванович, - Шмидт поднялся со стула. - Для меня пенаты, о которых вы изволите говорить, вовсе не родные. Так что я к ним не пойду и вам не советую. Для вашего, подчеркиваю, блага и для блага вверенных вам людей.

Капитан встал, левая щека у него подергивалась:

- как хотите, милостивый государь. Но позвольте заметить, что вы еще слишком молоды, чтобы давать подобного рода советы!

Шмидт повернулся к выходу, бросив через плечо негромкое:

- Извините.

Но на следующий день он исподволь начал прощупывать настроение моряков, и результатом остался доволен: все на своем стояли крепко, о возвращении во Владивосток никто и слышать не хотел.

И Шмидт, мгновенно повеселев, успокоился. Сомнений в правоте принятого решения не было.