На скамейке возле Нотр-Дам

Я остолбенела. Я даже не могла вспомнить, кто мне когда дарил цветы? Мой друг, вот уж точно, не дарил никогда. Но вот когда-то раньше… В памяти возникло: я в пионерском лагере. Моя кровать вдоль окна под шерстяным зеленым одеялом. На окне стоит стеклянная банка, а в ней колокольчики и ромашки.

– Я к вам приходил и вчера, и позавчера, – доложил Михаэль, – но вас не было.

Я по-прежнему сидела в позе йога. Наверное, со стороны это выглядело забавно, если не нелепо.

Он огляделся по сторонам, поискав глазами, куда можно поставить цветы.

На столике стоял пустой стеклянный кувшин.

– Вон туда!

Я слезла с кровати, взяла кувшин, чтобы налить в него воды. Он опустил ромашки. Это действительно было очень красиво – крупные ромашки с яркими вытянутыми листочками и желтой серединкой.

– Вы уже завтракали? – Я не могла найти место для букета. Мне хотелось, чтобы он стоял в комнате как бы для всех и в то же время для меня одной.

Он ответил:

– Я хотел позавтракать с вами. Пойдемте вниз?

Я вспомнила о ноге.

– Не знаю, что надеть. Натерла ногу. – Я никогда не сказала бы так ЕМУ. Если бы он сказал: «Пойдем, позавтракаем вместе», – я молча вставила бы ногу в испанский сапог. И он ничего бы не узнал о моей боли.

– Давайте я посмотрю!

– Вы что, врач?

– Ну, да. Ветеринарный.

Я засмеялась. Наверное, это кстати. Я ведь в последнее время ощущала себя кем-то вроде животного.

Я села на постели, вытянула ногу.

Он осмотрел мою пятку.

– Не двигайтесь с места! Я сбегаю в аптеку. Куплю мазь и лейкопластырь.

– Ну, что вы… – я была смущена. Все-таки неудобно… Но он был уже у двери.

– Никуда не уходите!

– Но можно я пока приму душ?

Он ответил с типично врачебными интонациями:

– Можно! Но дверь не запирайте и пятку не мочите!

Дверь за ним закрылась.

И неужели это я сейчас кокетничала? Танька, ты говорила, что меня любишь? – Я будто услышала голос с небес.

Люблю. Люблю все лживые отговорки, пустые обещания, обидные слова… Еще люблю.

Я прошла в душ.

Танька, тебя что, купил этот немецкий увалень букетиком завалящих ромашек? Ты еще узнай, где он так чисто научился говорить по-русски?

Ленка раскидала свой шампунь, мочалку и мыло. Я собрала это все в пакет, повесила за веревочку на ручку крана.

Ты никогда бы не пошел в аптеку за мазью для меня, сказала я мысленно и отгородилась от зеркала занавеской.

* * *

Серж Валли встретил Лену и Валерия обычной для него улыбкой. Конечно, Лена не думала, что он будет рассказывать Валерию об их прогулке, но все-таки ей было тревожно – как-то они встретятся? И еще ее волновало, как она приедет к Сержу домой, увидит его жену и детей. В общем, состояние Лены было неспокойным. Валерий был мрачен и только из вежливости старался казаться веселым.

– У тебя все в порядке? – спросила его Лена, когда они сели вместе в машину на заднее сиденье.

– Естественно, – снисходительно бросил Валерий. И только Серж, не подавая виду, все так же улыбался им в зеркало.

Они выехали из Парижа и поехали по дороге на Орлеан. Лене все было в новинку. Серж иногда что-то говорил, обращаясь к ним, она почти ничего не понимала из-за шума дороги, но согласно улыбалась, весело кивая. В конце концов, ее везут в гости, почему она должна быть невежливой?

Когда они выехали на скоростную восьмиполосную трассу, ветер налетел на них и стал бешено трепать ее волосы.

– Жаль, что я забыла в номере косынку.

Когда они остановились на бензоколонке, она увидела сувенирный киоск.

– Подождите меня, я куплю себе платок с Эйфелевой башней.

– Я куплю тебе сам. – Валерий обогнал ее и пошел к киоску. Серж Валли повернулся к ней, чтобы что-то сказать. Валерий вернулся и протянул ей пакет. Платок был однотонный и голубой. Почти такой же носила Мари. Лена смотрела на него и не знала, что сказать. Платок ей совершенно не нравился. Случайно она повернула голову в сторону Валли. Тот опустил глаза, и Лене показалось, что он что-то хочет, но не может ей сказать. Решительно она засунула платок назад в упаковку и поехала дальше с развевающимися волосами.

Березки по обочинам дороги, шиповник, поля невысокого подсолнечника и кукурузы… Из любопытства она спросила, на какой широте расположен Париж.

– Широта Воронежа, – прокомментировал Валерий.

– До Гавра столько же, сколько до Луары, – добавил Серж, – и ветер с океана несет прохладу и частые дожди.

– Зато, наверное, в январе тепло?

– Не очень, – ответил Серж. – Гололед и ветер. При минус единице бывает очень холодно.

– Да, – заметил Валерий вполголоса. – А не хотите минус тридцать с ветерком где-нибудь на полигоне в Ашулуке?

– Что-что?

– У нас бывает минус тридцать, – примирительно объяснила Лена. Серж Валли деликатно присвистнул.

Незаметно они проехали Орлеан. Собственно город остался в стороне. Теперь вдоль дороги проносились низенькие виноградники. Кустики томатов и перца иногда виднелись на задах дворов. Лену удивило, что часто помидоры росли в кадках.

– Земля здесь бедная. Известняки, – пояснил Серж.