На суше и на море - 1961

Бонде весьма популярен в Рио и считается наиболее дешевым средством передвижения. Но цены на трамвай с 1940 по 1957 год поднялись в двадцать раз. Старые рельсы, старые шпалы, старые вагоны. Англо-канадскую фирму «Тракшн лайт энд пауэр» это обстоятельство мало заботит: в 1958 году началась национализация трамвайной сети города. Какой же деловой человек будет ремонтировать хозяйство, подлежащее национализации?

Шумные городские улицы остаются позади. Автобусы замедляют ход и наконец останавливаются у небольшого строения, чем-то напоминающего пригородную остановку «электрички». Отсюда, от этой станции, начинается дорога на гору Корковаду, семисотметровую скалистую башню, словно специально, в угоду туристам, воздвигнутую природой в самом центре Рио.

Ожидающие коротают время кто как может. Одни углубились в чтение утренних газет, другие рассматривают сувениры в магазинчиках у бетонной платформы, третьи бесцельно бродят взад и вперед, с нетерпением поглядывая в сумрак туннеля из зелени, в котором скрываются уходящие вверх рельсы фуникулера.

Наконец из туннеля, весело урча, выползает вагончик, родной брат трамваям, встречавшимся нам на пути к Корковаду. Важный усатый кондуктор, проверив, все ли заняли места на законном основании, пронзительно свистит. Перебирая зубчатыми ножками, вагончик карабкается по склону горы. Над нами непроницаемый шатер из листьев. Солнечные лучи с трудом проникают сквозь плотную завесу, отчего в воздухе царит легкий полумрак, придающий обстановке какую-то загадочную торжественность. Временами зеленые стены туннеля расступаются, и тогда глазам открываются разноцветные коттеджи в орнаменте садов, где склоняются ветви деревьев, отягощенные золотом неизвестных плодов.

Вместе с нами в вагоне веселая стайка школьниц. Строгая форма — черные шелковые юбочки, снежно-белые блузки с атласными черными галстуками — очень нарядна. Они что-то щебечут в углу вагона, прыскают со смеху, в общем ведут себя так же, как миллионы их сверстниц во всех уголках земного тара. Неожиданно они умолкают и, сбившись в кружок, начинают шептаться, с любопытством поглядывая на нас. Наконец одна из них набирается смелости: «Бом диа[21], сеньоры». Она смущенно опускает глаза, видимо, не зная, как объяснить свое желание. Но кому останется непонятным ребячий взгляд, украдкой брошенный на значок с миниатюрной башней Кремля. Сувенир вручается немедленно, и девочка, пунцовая от смущения и радости, возвращается к притихшим подружкам. Почин сделан. Скоро вся юная компания рассаживается между нами. Но знакомство, увы! — недолго. Вагончик останавливается, и девочки одна за другой спрыгивают на платформу.

Где-то здесь, скрытый в чаще бананов и бамбука, находится их колледж. Свисток — и мы снова трогаемся в путь. Но еще долго, пока платформа не скрывается из глаз, мы видим черно-белые фигурки, приветливо машущие нам вслед. Адиос! Адиос!

Внизу, под виадуком, вьется серая лента асфальта. Оказывается, на вершину можно попасть также и на автомобиле. Снова станция и это, кажется, последняя. Крохотный, словно, игрушечный, негритенок протягивает аккуратные розовые кулечки с жареными фисташками: «Купите, сеньоры, всего два крузейро! Ну что для вас, богатых туристов, два крузейро!» Он очень трогателен, этот маленький торговец, в коротких рваных штанишках и старой выцветшей рубашонке. «Купите, сеньоры, всего два крузейро! Это ведь не дорого!»

А вот и вершина. Сюда не долетает городской шум. В величавом спокойствии широко распростер свои руки над солнечным городом молчаливый Христос. 1150 тонн цемента подняли на Корковаду, чтобы создать это тридцатипятиметровое изваяние. Внизу, под ногами, Рио — как огромный цветок, распустивший разноцветные лепестки улиц: ярко-зеленая ткань бухты с черными стежками кораблей; голубое пятно озера Родригу-ди-Фрейтас; зеленоватая лысина бегов, окантованная белой полосой скаковой дорожки, словно тонзура католического патера; светлые обелиски небоскребов, выстроившиеся вдоль океанского берега; темные кущи деревьев, синеватый картон хребтов, врезавшийся в лазурь неба, над которым, как исполинский страж, подняла свою двухкилометровую голову дремлющая Кариока.

СВЯТЫЕ ОТЦЫ

Их шестеро. Коротко подстриженные волосы, бледные замкнутые лица. Каждому из них на вид не более тридцати пяти. На них длинные до пола черные сутаны с короткими стоячими воротничками. Окружающие называют их падре. Они неторопливо проходят в вагон фуникулера, садятся, независимые, спокойные, равнодушные. Время от времени они обмениваются короткими фразами и снова замолкают.

Впрочем, скоро становится заметным, что равнодушие их наигранно. Все чаще и чаще они с любопытством поглядывают на нас сквозь стекла очков и тут же отворачиваются, встретясь с нами взглядом. Без сомнения, падре узнали в нас тех самых русских, о которых так много в последние дни писали бразильские газеты.