На суше и на море - 1961

— Кто-нибудь говорит по-польски? — смущенно улыбаясь, спрашивает один из священников. Видимо, ему неловко от своего любопытства, и он, сняв очки в тонкой золотой оправе, начинает сосредоточенно протирать незапотевшие стекла. Неожиданно выясняется, что один из наших гидрологов немного владеет польским и знаний его вполне достаточно, чтобы завязать беседу. Все шестеро падре — священники-доминиканцы — приехали в Рио на большой католический праздник, посвященный приходу первых основателей Бразилии. Сейчас они такие же туристы, как и мы.

Скоро от равнодушия падре не остается и следа. Падре Игнасио Урланский забрасывает нас вопросами. Впрочем, он предупреждает, что мы не должны говорить ни о боге, ни о политике: «Так беседа будет спокойнее». Но разве можно избегнуть тем, с которыми тесно связана жизнь наших собеседников. Каждый ответ звучит для них откровением.

— Значит, если я правильно вас понял, в России церковь не преследуется? А вот мой друг падре Герардо дос Сантос уверял меня, что русские коммунисты запретили церковь и верующих сажают в тюрьмы, — это было сказано с такой наивной убежденностью, что мы не могли удержаться от улыбок.

— Вы улыбаетесь, — продолжал падре Игнасио, — но скажите, могли бы вы стать католиками, если бы захотели?

— Если бы захотели, то не только католиками, но даже буддистами или язычниками. Ведь у нас в России полная свобода вероисповедания.

— Непостижимо! — Падре Игнасио изумленно разводит руками. — Вы простите наше любопытство, но ведь никто из нас еще никогда не встречался с русскими, и все, что вы рассказываете, поистине удивительно.

Сидевший на самом краю скамьи высокий сухощавый доминиканец с аскетическим лицом библейского святого что-то сказал по-латыни, и все остальные весело закивали головами.

— Падре Костантино говорит, — перевел Урланский, — что он никогда не подозревал, что коммунисты такие симпатичные, и я с ним вполне согласен.

Когда фуникулер добирается до вершины, «контакт с церковью» установлен полностью. Мы вместе подходим к невысокой каменной балюстраде. Отсюда открывается великолепная панорама Рио.

— Это знаменательно, — говорит падре Игнасио, торжественно указывая пальцем на фигуру Христа, — что здесь, у ног Спасителя, мы стоим вместе: коммунисты и священники. Люди должны жить в мире. Разве не одно и то же солнце светит и на верующих и на атеистов.

Мы предлагаем сфотографироваться на память, и падре с живостью, столь несвойственной их строгому виду и одеянию, занимают места рядом с нами.

Мы тепло расстаемся с нашими новыми знакомыми, хотя втайне опасаемся, что их улыбки и дружеские речи всего лишь дань лицемерию, привитому католической церковью своим сынам, и любопытству, свойственному человеку.

Мы были приятно удивлены, когда на первых страницах доброй половины газет были опубликованы под громкими заголовками интервью падре с корреспондентами, следовавшими за нами по пятам: «Русские под сенью Христа». «Братство между русскими и падре у ног Спасителя». «Падре Игнасио Урланский говорит:„Русские — хорошие люди“».

А газета «Ультима Ора» («В последний час») сообщила своим читателям: «В беседе с нашим корреспондентом падре Герардо дос Сантос рассказал: „Я долго говорил с ними. Я заглянул им в глаза, а глаза — это зеркало души. Душа же, как учит святой Августин, — есть Христос. Я могу сказать: русские — хорошие люди“».

ОКЕАН, ПЕСОК И НЕБОСКРЕБЫ

— Если Рио — корона Бразилии, то Копакабана — жемчужина в этой короне, — сказал, перефразируя известное высказывание об Индии, хозяин магазинчика, в который мы зашли, чтобы купить сувениры на память о Рио-де-Жанейро. Он вытащил из-под прилавка целую кипу фотографий с видами Копакабаны. Пляж, океан, небоскребы во всех проекциях и ракурсах, полуголая толпа, мозаика набережной — в общем полный набор экзотики.