Начиная с 1887 года периодически ведутся раскопки на предполагаемом месте греческой колонии. Находят амфоры, светильники, различные украшения, браслеты, кольца, гребешки, терракотовые статуэтки. Кое-где видны остатки древних каменных стен из ракушечника, того самого, из которого и в наши дни возводят в Крыму дома.
В XIII веке, уже нашей эры, Крым завоевали татары, основавшие на месте бывшей Прекрасной Гавани свое поселение. В конце XV века сюда вторглись турки, подчинившие себе крымского хана. В 1783 году Крым был присоединен к России. Екатерина II щедро раздавала пустынные малонаселенные крымские земли своим вельможам. Князь Воронцов, владевший землями в Массандре, Алупке, Гурзуфе, приобрел имение и в Степном Крыму, переселив туда своих крестьян.
В советское время поселок получил название Черноморское.
Рядом с морем, отделенное от него полосой пляжа, лежит небольшое озерко, лиман. В 1858 году геологи сообщали, что это единственное пресное озеро на Тарханкутском полуострове. Но теперь озеро сильно насыщено солью.
Оказалось, что в былые времена в озеро впадал пресноводный ручей и оно даже зарастало тростником. А потом ручей постепенно иссяк. Пресная вода перестала поступать в озеро, и оно начало солонеть.
Из Черноморского можно попасть в Стерегущий или Раздольное только через совхозный поселок Далекое. Дорога все время тянется по берегу моря. Автобус ныряет в низину, и вот вместо безбрежного моря блестит только полоска синей воды. Мы приближаемся к поселку Межводное… И вдруг сразу очутились «меж вод». С запада — озеро Панское, потом море. А дальше на востоке — озеро Джарылгач, похожее своими очертаниями на сказочного дракона. От него отделилось озерко Малое и множество еще более мелких. В прежние времена здесь добывали соль. На берегу белеют пятна соли, словно хлопья выпавшего снега.
Черная зябь полей, скирды золотой соломы, убранные поля кукурузы. Пожелтевшие лесные полосы. Во всем чувствуется дыхание золотой осени.
И хотя мы едем близ моря, мысли сейчас только о земле, о труде земледельца. Сколько любви, энергии и сил вложено людьми в эту иссушенную землю, чтобы она принесла плоды, да еще такие богатые. И невольно начинаешь испытывать огромное уважение к этим труженикам полей, которые приехали с цветущей Украины и поселились здесь, на «краю земли», на Тарханкуте, в поселке Далекое.
С нами в автобусе едут две молодые женщины — Люба Добровольская и ее подруга Нила Прилипко. Обе они — доярки, приехали с Украины. И обеим здесь очень нравится.
— Просторы-то какие, — мечтательно говорит Нила, — и море… Ведь каждый день купаться ходим.
— Хорошо здесь, лучше, чем под Херсоном, — в тон подруге говорит и Люба.
Подруги сажали полезащитные лесные полосы, ухаживали за ними и знают, как тяжело без воды их выращивать.
Женщины повторяют извечные слова крымских крестьян о засухе, лелеют мечту о днепровской воде.
— Ну, да теперь уже недолго осталось, говорят, скоро днепровская вода придет к нам… — произносит Люба.
— Что тогда будет! — радостно подхватывает Нила и даже подпрыгивает на сиденье.
— Но посмотрите, какие мы и без воды полосы вырастили, — степенно продолжает ее старшая подруга. — Хорошие абрикосы уродились. Мы из них варенья много наварили.
Вот и Далекое… Новому человеку оно покажется серым, пыльным и унылым. Но побудьте здесь с недельку, и все покажется в ином свете. Так, по крайней мере, произошло с молодой киевлянкой экономистом Людой Яворской. Приехав сюда по окончании института, она ужаснулась и подала заявление о переводе в другое место. А спустя некоторое время уже горячо доказывала, что нет места лучше Далекого. Здесь чудесный степной воздух, веселые трудолюбивые люди.
Оленевка — живописнейшее село, расположенное в холмистой местности на берегу красивого соленого озера Лиман.
Остановились мы у Анисьи Даниловны Калатур, в чистой прохладной хате. Узнав о цели нашего приезда, хозяйка воскликнула:
— Птиц у нас всяких тьма-тьмущая. И увидеть их не так трудно. Я вам их покажу. — Она сказала это таким тоном, словно хотела показать кур или индеек в своем птичнике.
И вот мы идем к Лиману. Летали чайки, пронзительно кричали, бросаясь с высоты в воду, чегравы.
На берегу в иссиня-черной грязи копошились утки.
— Нырки… — прошептала Анисья Даниловна.
При нашем приближении большинство птиц, усиленно замахав крыльями, бросились в озеро и быстро поплыли. И вдруг все, словно по команде, нырнули. Прошло довольно долгое время, прежде чем они снова оказались на поверхности. Домашние утки, оставшиеся на берегу, закрякали, засуетились и, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, тоже шлепнулись в воду, не торопясь поплыли.
— Они всегда вместе на берегу держатся — и дикие и домашние, — говорила Анисья Даниловна, — а вот на воде они не товарищи. Нырки не плывут, а словно торпеды по воде скользят. А домашние грузные, тяжелые…
За Лиманом сверкало еще несколько мелких безымянных озер, почти совсем пересохших. Все они пестрели от множества различных куличков. Анисья Даниловна показала нам зуйков, песочников, куликов-сорок.