На суше и на море - 1964

Трудно описывать этот самый древний город Польши. В нем так занятно переплелось древнее и молодое, что их не всегда можно разграничить. Пожалуй, лучше всего начать все-таки с Вавеля. Вавель для поляка — то же, что для нас Кремль, дорогая и священная земля. Вавель — это холм и замок над узкой Вислой, сердце возникшего на польских землях государства. С Вавельского обрыва бросилась в воду легендарная царевна Ванда, у подножия до сих пор привлекает внимание туристов не менее легендарная «драконова яма» — дракона нет и в помине, но гораздо приятнее думать, что он когда-то наводил ужас на краковских жителей. Наконец, Вавель — это усыпальница польских королей. Когда входишь внутрь с залитого солнцем двора, мгновенно охватывает холод, и глаза не сразу свыкаются с полумраком. В боковых нефах один за другим стоят прекрасной работы саркофаги. Под мраморными балдахинами лежат изваяния очень, не очень и совсем не набожных королей. Казимир Великий, Ягелло, воинственный Стефан Баторий, доставивший нашим предкам множество неприятностей, Владислав Варненчик — интереснейшая личность, пылкий юноша, романтик, последний чистосердечный рыцарь-крестоносец, погибший в безнадежной и отважной борьбе с султаном у далекой Варны.

Вавельский замок, никогда не достигавший богатства и пышности московских или петербургских резиденций, неоднократно горевший и разграбленный, не может ничем поразить и выглядит довольно скромно. В одном из залов привлекает внимание портрет Марины Мнишек — «Императрицы Российской», как гласит подпись. То ли портрет неудачный, то ли взгляд на красоту успел существенно перемениться, но только ее трудно назвать красивой, даже привлекательной назвать трудно. Впрочем, Лжедмитрию было виднее.

Снаружи солнце, разноцветная черепица кровель, позолота куполов, водостоки, украшенные скульптурами химер. Строгость и изысканность, скупость и изобилие форм — все перемешалось в одну фантазию веков и вкусов. С Вавеля хорошо видны излучины Вислы и курган Костюшко, на который ссыпана земля со всех уголков Польши. Каждый бросил по горсти — и вырос простой, выразительный холм. На Вавельском холме в любое время дня множество народу, экскурсионные автобусы все подают свежие партии туристов, и людской поток не уменьшается.

Широкий бульвар ведет от Вавеля к Рынку. Старинный ансамбль просторной площади и огромных зданий остается в памяти, как вырезанный из одного куска. В середине площади — Сукенницы, своеобразный пассаж, насчитывающий уже не одну сотню лет. Внутри мягкий полусвет, темное дерево отделки, яркие гербы польских городов, яркие краски изделий польских ремесленников.

Если бы не цветы, бездарный памятник Мицкевичу портил бы фасад Сукенниц безнадежно. К счастью, цветы есть, и цветов много. Они лежат мокрыми на брезенте, прихотливыми букетами сидят в ведрах — они всюду. Рано утром в воскресенье, когда на улице нет ни души и на брусчатке не видно ни пылинки, у ступеней Сукенниц ветер сметает маленькие волны цветочных лепестков, смятых, поблекших, с тонким пряным запахом.

Прямо против цветочного царства в небо впиваются шатры башен Мариацкого собора, самого красивого и величественного в Польше. Это здание можно рассматривать без конца, все время обнаруживая что-то новое, неожиданное. Первое, что бросается в глаза, — симметрично поставленные башни не одинаковы: одна выше, стройнее, изысканнее другой. Сохранилось предание, что строителями башен были два брата, два соперника. Увидев, что башня брата красивее, один из них в жгучем порыве зависти убил другого. В Сукенницах висит даже ржавый нож — легендарное оружие братоубийства. Поскольку дело было давно, проверить трудно, но всегда лучше поверить легенде, иначе уж очень бледной стала бы жизнь. Контраст башен настолько разителен, что невольно напрашивается мысль о какой-то трагедии. Внутри над головой, на невероятной высоте, висят темно-голубые своды, усеянные золотыми звездами. Человек в этом торжественном просторе кажется маленьким и ничтожным. Каким образом люди, обладая примитивной техникой, не имея понятия о теории конструкций, опираясь только на опыт отцов и дедов да на собственную смелость, сооружали такие прекрасные громады, остается для нас загадкой.

Алтарь сам по себе представляет уникальный образец средневековой скульптуры. Он огромен и прекрасен и целиком и в каждой из своих бесчисленных деталей. Насколько смешными кажутся притязания мастеров Ренессанса, а главное, их подражателей на абсолютное первенство рядом с этим шедевром.

Прекрасна гулкая тишина внутри собора, по-разному хороши многочисленные капеллы, пристроенные к его могучему телу в разные времена. Трудно передать неповторимый оттенок, в который время окрасило медные листы высоко взнесенной острой крыши.