Утром было солнечно и шумно — 1 Мая. Шли колонны демонстрантов, на улицах столпились веселые люди, а я бегал по городу в поисках обыкновенной парикмахерской — государственной, частной, люкс или самой захудалой — лишь бы побриться. Нравственные муки небритого человека не поддаются описанию. У меня испортилась электрическая и не было обыкновенной бритвы. Государственные жрецы куаферного искусства и представители частной инициативы шли в демонстрации и скандировали приветствия, а я бегал, пока не нашел спасения под сенью вокзала. Сверкая глянцевыми щеками и насытившись в первом попавшемся баре, почувствовал себя человеком и понял, что на улице праздник. До вечера бродил по принарядившемуся городу, потом опять поезд, дорожные разговоры… Варшава.
Разложив на полу карту, я долго составлял маршрут третьего, и последнего путешествия. Принципиальный выбор направления не представлял сложности: объехал север, восток и юг, оставался запад. Труднее было с конкретным планом. Городов много, все интересные, времени мало. Уже потом я понял, что переоценил свои возможности: переварить все впечатления было просто невозможно. Поэтому в памяти остались наиболее яркие детали, кусочки увиденного. Например, запомнилась поражающая воображение чистота Познани, города, в котором неудобно стряхнуть пепел на мостовую. Запомнились часы на ратуше: каждый час распахиваются золоченые дверцы и два бронзовых козленка начинают сталкиваться лбами, отбивая положенное время. «Позорный столб» на Рынке, на его вершине рыцарь с мечом правосудия. К столбу уже не одно столетие никого не привязывают, и рыцарю скучно. Запомнилось братское кладбище, расположенное террасами по склону холма, широкая лестница к огромному обелиску с красной звездой, белые плиты, звезды и орлы, цветы и легкий шум листвы.
Города, городки и городишки. Запал в память Глогув. Город отстраивается медленно, несколько новых кварталов выглядят еще островом среди пустырей. То заблестит на солнце кусок майоликовой плиты, то зазвенит под ногой кучка позеленевших гильз. Огромный пустырь, покрытый двухметровым слоем кирпича и камня, разделен на квадраты. По «улицам» проложены рельсы, вагонетки постепенно вывозят мусор, целые кирпичи складывают в штабеля, обломки «тысячелетней империи» пойдут в дело.
Запомнился Дзержонюв. Мало кто знает, что такое кальвария. Я тоже не знал. Собственно, кальвария — это любое изображение крестного пути: картины, барельефы с изображением так называемых «станций» пути на Голгофу, их обычно двенадцать. Кальвария, которую я увидел близ Дзержонюва, была совсем другого порядка. Легендарный путь Христа по Иерусалиму воспроизведен в масштабе один к одному. Широкое поле, тишина и лучи заходящего солнца. На разном расстоянии — сто, двести, а то и пятьсот метров — стоят маленькие часовни. Узкая полевая дорожка соединяет их в одно целое. В каждой часовенке поблекшая почти лубочная картина: Христос перед Пилатом, распятие и так далее. Все вместе очень наивно и просто, а в сочетании с простором полей и лесом на горизонте представляет собой очень тонкую пространственную композицию.
Невозможно забыть Клодзко. Это совершенно игрушечный городок, то ли из сказки Лагерлеф, то ли из фильма Диснея, во всяком случае, поверить, что в нем живут самые обыкновенные люди, трудно, но они живут. Старые стены спускаются в зеленую воду, деревья перекрывают реку зеленым сводом. По-смешному деловитые домики, в одном из них гостиница «Под старым медведем», ну как не остановиться? Стройные колонны харцеров, форме которых смертельно позавидовали бы наши пионеры, ведут наступление на безмолвные бастионы Форта Вильгельма.
В горах недалеко от Клодзко стоит на вершине замок Франкенштайн, а в замке живут привидения, во всяком случае, по правилам хорошего тона принято считать, что они там живут. Дорога к замку вьется по заросшему лесом склону. На солнце замок выглядит совсем не мрачно. Всю обстановку, кроме нескольких заржавленных лат и копий, давно растащили. Не украли, правда, основного достояния — под башней сидит прикованный к стене скелет. Сидит и сидит, чей скелет, неизвестно, существует не меньше десятка разноречивых версий. Скелет придает общему впечатлению необходимую законченность, без него было бы уже не то. Старые пушки нацелены в долину. Механизм наводки в полной исправности, поэтому ядра предусмотрительно убраны, и местные мальчишки упорно их разыскивают.
В Ополе бродил по городу, уже несколько отупело глазея по сторонам — начала сказываться усталость от обилия впечатлений. Встряхнулся вечером на спектакле широко известного в Польше экспериментального театра «Тринадцать Рядов». Замечательный молодой коллектив сумел пробить сопротивление всех консерваторов от искусства и пользуется горячей поддержкой города. Ну разве это провинция?