На суше и на море. 1971. Выпуск 11

Вот кто мог бы написать о бароне пусть пристрастное, но все же в основе своей достоверное повествование! Тогда бы мы имели более полное представление, в чем именно заключалась деятельность барона на Мадагаскаре. Потому что самому барону верить, как известно, можно не всегда. Правда, существуют на французском языке донесения купца Мейера, связавшего свою судьбу с предпринимательскими замыслами барона. Как пишет историк Мадагаскара Пьер Буато, они, «к счастью, более точны, чем донесения его друга, обладавшего пылким воображением». Но насколько ценнее было бы для нас свидетельство соотечественника, тем более такого, который прошел с Беневским сквозь огонь и воду! Жаль, но пока этого свидетельства нет. А может быть, оно еще будет найдено?

Посмертная слава

Спустя несколько дней Беневского похоронили. На его могиле посадили две пальмы. Много позже видели на этой могиле плиту, положенную родственниками барона.

Франклин просил свою приятельницу в Балтиморе, чтобы не обходила Сусанну вниманием, опекала ее и помогала чем может. Узнав, что муж погиб, Сусанна уехала в родные края. Его она пережила почти на сорок лет.

Весть о смерти барона лишила душевного равновесия и его друга Жана Гиацинта Магеллана. В предприятие барона ученый вложил почти все свое состояние и не хотел верить в эту смерть, все ждал, что придут другие, более благоприятные известия.

Посмертная слава Беневского велика. О нем написаны десятки книг, и в сотнях изданий его имя вспоминается в той или иной связи. В России первое произведение о нем написал драматург Коцебу, который, пожалуй, известен скорее тем, что был отцом русского мореплавателя Отто Коцебу. Что касается его пьесы «Граф Бениовский, или Заговор на Камчатке», то это плод вполне ремесленный, основанный на мнимой связи барона с Анастасией Ниловой.

Писали о бароне и позже. Дважды до войны издавалось у нас историческое повествование Н. Смирнова «Государство солнца», где барон представлен чуть ли не социалистом-утопистом, последователем Кампанеллы, мечтавшим претворить в жизнь его теории. Известно, что романтическая и бурная биография барона привлекла внимание Вячеслава Шишкова. В одном интервью он сказал: «Возьмите, например, похождения корнета Беневского, сосланного на Камчатку, поднявшего там восстание, захватившего военный корабль и отправившегося «основывать республику» где-то на Зондских островах, по дороге обстреляв японские города. В дальнейшем Беневский и уцелевшие его спутники попали в Париж. Этот совершенно невероятный, но исторически точный эпизод я включу в роман: одним из спутников Беневского будет член той помещичьей семьи, которая непосредственно связана с сюжетной осью романа».

Из этого видно, что Шишков еще слабо представлял в подробностях эпопею нашего героя («корнет», «Зондские острова», «обстреляв японские города»). Но характерно, что, даже мало зная о похождениях барона, он считал их «совершенно невероятными». Замысел включить в роман о Пугачеве материалы камчатского бунта так и остался неосуществленным.

Солидная литература о бароне существует в Польше. Там хорошо известна поэма выдающегося романтика Юлиуша Словацкого, современника Мицкевича. Горячий патриот, человек байронического склада, он все же не рискнул принять участие в польском вооруженном восстании 1830 года и ограничился только стихотворными призывами к борьбе. Впоследствии, терзаемый укорами совести, он навсегда покидает родину и уезжает сперва в Дрезден, а потом в Париж.

Тяготея всю жизнь к героико-романтическим персонажам, Словацкий не мог не заинтересоваться приключениями барона и написал о нем поэму.

К сожалению, многие авторы, как уже было сказано, добросовестно повторяют все выдумки Беневского. Слишком доверчиво отнесся к его мемуарам и Фидлер, утверждая: «Вопреки бешеной клеветнической кампании, которая велась против него в течение полутора веков шовинистическими кругами Франции, доброе имя и слава Беневского победили. Большую услугу оказали его дневники. В конце восемнадцатого столетия они были переведены на многие европейские языки и были очень популярны. Немало поэтов, писателей, драматургов всех стран брали темы для своих произведений из жизни Беневского».

Вызывает возражение здесь ссылка на дневники барона. Литераторам — и вообще кому бы то ни было, в том числе и Фидлеру, — они оказали сомнительную услугу. Вряд ли это нужно лишний раз доказывать. А впрочем, слово самим полякам.

В 1957 году в СССР вышел перевод книги Ядвиги Худзиковской и Яна Ястера «Люди великой отваги». В предисловии к ней авторы пишут: «В этой книге все достоверно — и люди и их приключения. Поэтому читатель не найдет в ней ни рассказа о Яне из Кольно… ни о Беневском — авантюристе и лжеце конца XVIII века, воспоминания которого изобилуют фантастическими вымыслами».

Если же Беневский не лжец, то как же все-таки отнестись к тому факту, что он якобы свалился в кратер Ключевской сопки и камчадалы вытащили его оттуда крючьями? Между прочим, глубина этого кратера — четверть километра…