— Слушай, Тимофей, нам сейчас некогда заниматься поисками дороги. Только зря силы потратим. Пойдем напрямую, по азимуту. — Я достал карту и компас. — Вот смотри, на карте поворачивает река на юг. Тут тоже, на том месте, где мы стоим, обозначена дорога. Но ее уже нет. Вот она под нами, — топнул я ногой, — заросла. Так что пойдем прямо через сопки по азимуту в триста пятьдесят градусов. Напрямую до долины реки, впадающей в бухту, куда мы и должны выйти. Нам осталось километров пятнадцать. Видишь, река делает изгиб к югу, так что мы на нее обязательно выйдем. А по реке доберемся до бухты.
Но Тимофей не соглашался с моими доводами. Ссориться с проводником у меня не было никакого желания.
— Ну, хорошо, — сказал я. — Иди, отыскивай свою дорогу. Я же не хочу напрасно тратить силы. Я вижу, что твоя дорога заросла. Когда ты сам убедишься в этом, иди за мной, а я, не торопясь, пойду по азимуту, — и с этими словами я стал карабкаться на сопку.
Ходьба по азимуту в горной тайге — дело довольно сложное. Постоянные завалы и валежины отклоняют от избранного направления, а намечать среди чащобы ориентиры трудно. Приходилось не выпускать компаса из рук, а ориентиры выбирать через каждые пятьдесят — сто метров.
Одолев треть сопки, я присел на колодину и задумался. Хоть возвращайся за Тимофеем. Случись что-нибудь с ним или со мной, кто знает, чем это может кончиться. Идти обратно на юг безрассудно. Упрямство ороча меня удивляло. Вероятно, уверенность в существовании дороги, которую он хорошо запомнил, была тому причиной.
Но, размышлял я, он опытный таежник и, поняв свою ошибку, пойдет за мной следом. Даже если Тимофей меня не догонит, хотя по готовой лыжне это нетрудно, я, придя в поселок, с запасом продуктов смогу выйти ему навстречу и отыскать упрямца по его лыжне.
Итак, я продолжал свой путь. Поднявшись до половины сопки, я услышал позади треск сучьев. Хотя я ожидал, что Тимофей вскоре поймет ошибку и пойдет за мной, но, увидев из-за деревьев, как он напролом спешит вверх по сопке, я подумал, что за ним гонится какой-нибудь зверь. Однако, заметив меня, Тимофей сразу же убавил шаг и не спеша подошел ко мне. Стараясь не ранить самолюбия старого проводника, я, ни о чем не спрашивая, молча закурил. Присев на обомшелую колодину, Тимофей тоже полез за куревом. Потом поднялся и спросил:
— Куда ходи ната?
— Туда, — показал я на самую вершину.
И мы полезли вверх. Но теперь, прокладывая лыжню, он шел впереди, а я за ним.
Ближе к вершине сопку опоясывала полоса кедрового стланика. Пробравшись через него, мы на самом гребне увидели триангуляционную вышку. Я попытался подняться на нее, но верхние ступени сгнили, и я, не рискуя свернуть себе шею, спустился. Но все же мне удалось разглядеть на севере среди сопок широкую долину. Далеко на западе и северо-западе возвышались две господствующие в этом районе горные вершины. С помощью компаса я взял пеленги и, проложив их на карте, определил свое местонахождение. Сомнений больше не было: перед нами с запада на восток пролегала долина реки, в устье которой находился небольшой поселок. Я сообщил об этом Тимофею, и мы пошли по гребню сопки, смыкавшейся с другой, а та в свою очередь соединялась со следующей. Этот путь вывел нас к скальному обрыву. Далеко внизу простиралось море. Слева виднелась обширная бухта, внутренняя часть которой из-за отвесной каменной стены, загибающейся в глубь материка, не просматривалась. Полагая, что эти скалы не позволят нам спуститься прямо к бухте, мы свернули влево, к северо-западу, чтобы через долину реки выбраться на берег моря.
Мы приближались к долине, но ничто не указывало на близкое присутствие людей. Может, это горное плато недоступно со стороны бухты и нам не спуститься здесь? Тогда придется идти в глубь материка в поисках спуска в долину. Следуя в прежнем направлении, мы разошлись на двести — триста метров.
— Слет! Человек ходи! — закричал ороч так, будто нашел золотые россыпи.
Сороковой день мы не встречали признаков человека, и следы: его сейчас были для нас желанней всего. Следы вели под уклон в сторону бухты. Вскоре они стали петлять, и мы увидели места установки капканов на соболей и петли на кабаргу и зайца. Здесь проходил охотник, но было странно, что в горную тайгу он отправился без лыж. Приблизившись к склону долины, мы увидели, что подниматься и спускаться здесь на лыжах довольно трудно. Вниз уходило русло ручья, свободное от деревьев. След человека шел по нему.
Тимофей, не снимая лыж, сел верхом на палку и начал спуск. Я последовал его примеру. Но сидеть верхом на палке при спуске весьма неприятно, особенно когда она наталкивалась на камни или корни деревьев. Лыжи набрали скорость, и палка запрыгала подо мной, как хребет старой клячи. Я попытался изменить положение и, не удержавшись, упал. Не желая отставать от проводника, я снова начал спуск. И опять упал. Так повторилось несколько раз. Когда, спустившись к подножию сопки, я выехал на ровное место, ороч уже бежал по берегу бухты к поселку, расположенному на другой ее стороне.