На суше и на море - 1984

Простая по исполнению, она не проста по вложенному в нее чувству. Если медленно повести взгляд от ее основания к трем куполам, к вам сначала придет ощущение силы и надежности, затем изящества вместе с легкой игрой и застенчивостью. Кажется, будто могучий северянин, расставив для упора ноги, поднял над рекой трех обнявшихся девиц или отец вынес своих дочерей на берег, выхватив их из пучины разбушевавшейся Двины.

Тут, на Севере, рядом с летними деревянными, холодными церквами иногда строили зимние, каменные. В Пермогорье кирпичная соседка выглядит умирающей старухой рядом с деревянным крепышом. Как надо срастись душой с Севером, его лесами и реками, чтобы так любовно строить на еловых срубах нечто вечное, рассчитывая не на одно поколение рода человеческого! Здесь рождались не знавшие помещичьей кабалы люди, вольного спокойного нрава, выдумщики, умельцы, творцы. От них пошли поколения, которые тяготеют к Северу, как птицы тяготеют к родным местам. «Не опустеет Север, — думаю я. — И Дракованова Кулига меня в этом не разубедит». Север магнитом тянул к себе давно ушедших людей, и еще больше он очаровывает современного человека. И сын Гурьева собирается сюда из Подмосковья. И шофер Сережа, родившийся здесь, вернулся после армии в Пермогорье, стал работать в животноводческом совхозе, получил здесь новый дом и приусадебный участок, а жену-фельдшерицу привез из Красноборска.

И, глядя на шедевры местных мастеров-строителей, можно с уверенностью сказать, что такое умение дается только великому племени, которое не иссякнет, даже отхлынув от своих кулиг…

Гледен значит «обзор»

Катамаран несет нас назад, к Котласу, и дальше, в Великий Устюг. Тысячу лет назад или более основана здесь своеобразная Дракованова Кулига, названная Гледен: отсюда было удобно «зрети» все окрестные «страны». Гора возвышалась над тайгой и омывалась водами Сухоны, так что удобно было не только обозревать дачи, ловить рыбу, торговать с соседями, но и обороняться. Все же это не спасло выросший на горе город Гледен от разорений, а затем и гибели от мечей галичей и огня вятичей. Погорельцев приютил более удачливый город Устюг. Он был основан в XII веке выходцами из земель Ростова и Суздаля, а в XV веке стал северным форпостом Москвы.

На горе Гледен мы вошли в кирпичные ворота белой монастырской стены — там оказались как в маленькой крепости. Внутри ее тесно от древесных крон, строгого, суховатого, но широкоплечего собора, массивной колокольни и более поздних построек. Здесь работают реставраторы, но сегодня все заперто и безлюдно.

Мы обходим вокруг собора. Я смотрю на зеленые изразцы по краям больших, скорее светских, чем церковных окон, на неуклюжие поздние переделки и думаю о том, как все-таки стойко живет на земле слово. Прошли столетия, Сухона отодвинулась от горы на несколько километров, исчезли следы древнего города, вырублена тайга, сам монастырь давно утерял изначальный вид, но слово «Гледен» запечатлелось навечно в названии «Троице-Гледенский». Я верю, что мои современники уже не дадут ему исчезнуть.

Мы оставили на Драковановой Кулиге Гледена лишь архитектурный памятник. Смотрите — там, за блестящей змейкой Сухоны, готовой принять воды юга и образовать Двину, заслоняя край неба, зазывно встает белый град — Великий Устюг. Живая жизнь не ушла совсем — она перекочевала туда, на левый берег Сухоны, и дала новые силы великому городу Древней Руси, ныне, может быть, самому привлекательному из северных городов…

Пошел дождь, но мы уже в машине. Струи воды разлетаются над асфальтом, бегущим к Великому Устюгу. Похожие на кусты роз, тянутся по обеим сторонам густые намокшие изгороди иван-чая. Он уже отцвел, но влажно алеет стебельками, цветоносами, каждой кистью. А за ним ельник со свечками верхушек в матовом небе, как чернь на серебре.

— Чувствую, едем к художествам, — говорит моя жена.

Серебро черненое и льняное

Мы познакомились с директором известного на всю страну ювелирного предприятия.

— Мы не претендуем на возрождение промысла, которого якобы нигде, кроме Великого Устюга, не было, — говорит нам Юрий Дмитриевич, директор «Северной черни». — Пальму первенства по чернению надо было бы отдать Киевской Руси. Татаро-монгольское нашествие поставило на том крест. Люди потекли на Север, частью здесь осели, основали Устюг, а с ними разные умельцы, из киевлян тоже, с их секретом чернения по серебру и золоту. А тут, видите, пути, торговля, привоз цветных металлов… К нашим зимам, нашим белым ночам как-то больше подходит серебро, чем золото. Так или иначе, Устюг прославился чернением по серебру…

Юрий Дмитриевич прерывает свой рассказ, когда на серебряном подносе перед нами появляется точеный, по-мужски узкобедрый серебряный графин в окружении семи низеньких серебряных же чарок «с развальцем». Моя жена ахает от восхищения, а я погружаюсь в созерцание нежной, даже бархатистой, как бы впитавшейся в серебро черноты растительного узора. Его мягкость объясняется, наверное, той серебристой дымкой отраженного света, в которую одета, как утреннее озерко туманцем, каждая вещь.