На суше и на море - 1984

Ну а на границе зон и леса, и лесная живность, как водится, смешанные. На левом берегу живут бок о бок зайцы беляк и русак, «северянка» лесная мышь встречается бок о бок с «южанкой» желтогорлой, таежная дичь — глухарь и рябчик — с обычными обитателями широколиственных лесов — зеленым дятлом и хохлатой синицей.

Юг Подмосковья, конечно, не Крым и не Кавказ, но и не условное географическое понятие. Поезжайте и убедитесь: среднерусская красавица-природа, сделав всего один шаг по градусной сетке Земли, но шаг к югу, уже успела «расшить» свой сдержанный наряд многокрасочным узором.

Вот и мне захотелось убедиться во всем этом воочию, испить полной чашей все обаяние приокской природы в местах, наименее затронутых человеком.

Вспомнились слова одного приятеля-зоолога:

— Если хочешь побыть наедине с природой, повидать непуганых зверей и птиц, поезжай в Приокско-террасный заповедник. Два часа езды на электричке до Серпухова, а там на автобусе всего восемь километров. Впечатлений хватит надолго.

Так я и поступил.

Звери с охранной грамотой

Разумеется, заповедник (кстати, он единственный в Московской области) стоял в плане, моего путешествия первым пунктом. О том, как спасают здесь от вымирания зубра, мне приходилось много читать и слышать, но хотелось увидеть самому этих громадных доисторических животных в их естественной среде.

Невелик Приокско-террасный заповедник — всего около пяти тысяч гектаров. В плане это почти правильный квадрат: семь на семь с небольшим километров. Но на такой небольшой территории сконцентрирована львиная доля живого богатства Подмосковья: 130 видов птиц, 53 вида млекопитающих, свыше 800 видов растений, в том числе 60 уникальных.

Уже несколько лет заповедник официально именуется биосферным. Такое название — не прихоть ученых. В нашу эпоху все усиливающегося натиска человека на природу, когда на земном шаре остается все меньше нетронутых уголков, очень важно., чтобы в каждой географической зоне был абсолютно заповедный участок — эталон первозданного ландшафта, по которому можно было бы оценивать последствия хозяйственной деятельности людей. Ядро биосферного заповедника должно находиться в центре зоны, в самых типичных для нее условиях. От влияния городов, промышленного и сельскохозяйственного производства его должен предохранять «буферный» пояс, где происходит восстановление нарушенных человеком естественных сообществ.

Приокско-террасный заповедник, расположенный в лоне «Русского леса», как нельзя лучше удовлетворял этим требованиям. Высокий статус биосферного этому заповеднику дали на широком международном форуме ЮНЕСКО в Париже.

Получив как биолог пропуск в заповедник и дав обязательство соблюдать его строгий режим, радостный и счастливый вступил я в его девственные леса с ожиданием чего-то необычного. Первое, что бросилось в глаза, — это обилие на земле упавших деревьев, гниющих стволов и сучьев, с глухим треском ломающихся под ногами. В лесах, где мы привыкли бродить, такое встретишь не часто, ведь за ними ведется постоянный санитарный надзор. В заповеднике удаление погибших деревьев запрещено, так как это было бы самым настоящим вмешательством в природу. Запрещены здесь не только рубки ухода, но даже сбор грибов и ягод местными жителями. Все здесь сохраняется в первозданном виде. Каждой травинке и каждому червяку, не говоря уже о зверях и птицах, обеспечена спокойная вольная жизнь. Есть, пожалуй, единственное отступление от «правила невмешательства» — ограждение муравейников от кабанов, и то лишь потому, что слишком много развелось этих ретивых «землекопов».

Не терпелось поскорее увидеть бобровые урочища. Когда-то эти животные, как и повсюду, были почти полностью истреблены. В 1948 году, вскоре после организации заповедника, их привезли сюда на вечное поселение. Прижились бобры в своих вновь обретенных владениях, понастроили плотин на речушках, стали расселяться по окрестностям.

Расспросив сотрудников заповедника, где «деяния» бобров особенно значительны, отправился я в деревню Родники на речку Таденку. Возле самой деревни сохранилась большая старая плотина, из-под которой с шумом вырывается вода. Вся территория вокруг обнесена сеткой, но к плотине даже в резиновых сапогах не подступишься — слишком топкая земля.

Я шел вдоль высокого правого берега, все время посматривая вниз и, где можно, спускаясь к воде. Тут-то и насмотрелся на бобровую «работу». Путь то и дело преграждали свежеповаленные осины и березы. Возле них, словно огрызки гигантских заточенных карандашей, торчали конусы пней, под которыми всюду были кучки толстых стружек. Некоторые деревья еще держались за счет тонкой перемычки, соединявшей верхний и нижний конусы погрыза.

Бобры легко валят деревья до 30 сантиметров в диаметре. В одном месте я набрел на большую бобровую «лесосеку»: в пятидесяти метрах от спуска к реке звери совсем недавно повалили все березы и осины, и через них нелегко было пробраться. Образовалась обширная поляна, на которой уцелели одни старые сосны.