На суше и на море - 1984

Мы идем по заводу, по цехам с названиями, требующими то одних, то других пояснений, — цех оснастки, заготовителей, граверный, черневой, гальванизации, побывали у художников. Мы видим, как одни девушки в синих халатах подходят к вытяжному шкафу с горелкой и коптят на ней серебряные ложки; другие, сидя за длинными столами на длинных скамейках, оттискивают на копоти узор с особых «переводок» и покрывают рисунок лаком; третьи берут острые штихели и начинают гравировать, а серебряные крошки падают при этом в выдвинутый ящик стола. Потом с изделия снимают копоть, разогревают его на лампе горно, наносят на резьбу черную пасту (секрет которой был сохранен в 30-е годы последним тогда знатоком черневого дела Чирковым) — и опять ложку в горно, отчего она становится еще черней, чем была. А дальше наиболее усидчивые девушки и молодые женщины, называемые «выснинщицами», счищают наждачной лентой и графитовыми палочками чернь, легшую в углубления. Я спрашиваю одну из девушек, может ли она от начала до конца сама сделать такую ложку, а не только ее очистку — выснинку. Нет, оказывается, каждый работник здесь делает только свою операцию. Девушка отвечает, не поднимая головы, и графитовым наконечником трет серебро.

Мы и не замечаем, как проводим на «Северной черни» три часа вместо запланированных часа-полутора. Нас ждет машина, чтобы везти в город Красавино на льнокомбинат. Программа у нас уплотненная — мы ее сами себе сочинили.

Мне хотелось проверить одно свое давнее наблюдение, что лен сродни серебру. Не только потому, что льняной холст отливает этим благородным металлом. Что бы ни делали с льняными волокнами — отбеливали, красили и пропитывали, отмывали, снова пропитывали, сушили, придавали глянец готовой ткани, лен перебарывает все запахи красителей, пропиток, кипящих котлов, машин, жару, духоту, пары. В любом цехе я улавливаю его вкусный аромат, приятный мне с той давней поры, когда я впервые взял в руки льняное полотенце.

Другие ткани впитывают в себя окружающие запахи, особенно затхлые, а лен, наоборот, подобно серебру в воде, словно убивает их.

Когда же в 60 километрах южнее Великого Устюга мы побывали в бывшем льноводческом Усть-Алексеевском совхозе, то услышали, что планы на лен уже многие годы сильно снижены, да и те по разным причинам (например, погодным) не выполняются. В одно лето — влажное — лен не вызрел, семян не получили, убирали поздно, вылежаться он не успел — по снегу расстилали. Разве будет хорошее волокно?

Другое лето — сухое, жаркое, тоже плохо: семя не налилось, щуплое, мелкое, попробуйте его в поле на зуб — как камушек.

Показывая нам поле низкорослого льна, кое-где еще запоздало цветущего, по местами уже желтеющего, председатель сельсовета Малахов сказал нам: сваливать все на погоду — значит хитрить по пословице: «У нашего Егорки всегда отговорки». От земли слишком много требовали, не учитывая ее собственных нужд, и так расшатали «организм почвы», что лечить надо. А всякое лечение требует времени (это надорваться легко и быстро). А пока приходится страдать. Такой лен, как этот, надо к тому же убирать вручную: комбайн не возьмет. Благо — в совхозе много молодых рук.

— У нас школа с учебно-производственным уклоном, — поясняет Малахов. — Весь наш лен, все 50 гектаров, посеяли они, школьники. И еще 50 гектаров других культур. У них в бригаде семь тракторов, посевная и зерноуборочная техника… Когда парни идут в армию, я с ними беседую. Говорю: «Ты у нас вырос, специалистом стал, все к тебе привыкли, жилье дадим, а каково начинать в другом месте?! Возвращайся!» И большинство возвращается, а кто нет, тот при встрече признается: «Зря вас не послушался…» Так что у нас надежда на них.

Поклон Великому Устюгу

До XVI века Устюг был воином, помогал объединению земель вокруг Москвы. В XVI веке стал купцом, торговал с Западом и Востоком, даже с Китаем, и получил титул Великого. Великий на четыре века моложе Новгорода и Ростова, но теперь они уже не могли с ним равняться в силе, богатстве, славе.

Жители Великого Устюга русские землепроходцы Семен Дежнев и Федот Попов раньше Беринга открыли пролив между Азией и Америкой, Хабаров обследовал Амурские земли, Атласов — Камчатку, мастер чернения по серебру Неводчиков первый открыл Алеутские острова, Шилов их изучил, а купец Шалауров погиб, отыскивая путь из Северного Ледовитого океана в Тихий. Всем им поставлен памятник возле Успенского собора.