На суше и на море - 1989

Водолазов облачали в гидрокомбинезоны, зажгутовывали, навьючивали дыхательными аппаратами, вкладывали в набедренные карманы грузы-железяки, прозванные «шоколадками». Затем снаряженные глубоководники становились в клети беседок, их погружали в море метра на два-три, и в прозрачной воде, подсвеченной мощными светильниками, хорошо было видно, как люди в оранжевых комбинезонах и черных масках сноровисто перебирались на платформу водолазного колокола, усаживались на сиденья из сварных труб, а потом все это фантастическое сооружение, шипя и бурля, уходило вниз; световое пятно меркло в глубине.

То, что предстояло совершить очередной паре, напоминало подвиги античных героев, отправлявшихся испытывать судьбу в подземные лабиринты. Путаные ходы ветвились не только по обе руки, но и уходили вверх, проваливались вниз многоэтажно — на девять палуб. Лайнер лежал на боку, и потому все поперечные коридоры превратились в отвесные шахты, а продольные — в многоярусные штреки, по которым передвигаться можно было разве что на четвереньках, как в старинных забоях, рискуя провалиться в распахнутую дверь каюты, получить удар сорвавшейся со стопора стальной пожарной двери, рискуя наткнуться на леденящую душу картину — тела пассажиров, застывших в последнем рывке на поверхность… Этот мрачный лабиринт, опасный сам по себе, таил множество ловушек: в любой момент за спиной водолаза могла рухнуть мебельная баррикада, или захлопнуться нависшая дверь, или отклеиться дубовая обшивка, потревоженная неосторожным движением, и перегородить коридор, отрезать путь к выходу… И командиры спусков, понимая, куда идут водолазы, едва ли не упрашивали:

— Ребята, если невмоготу, скажите честно. Тут ничего зазорного нет… пойдут другие.

Но никто ни разу не отказался от спуска. Еще бы: тут дело чести — и мужской, и водолазной. И офицеры — инструктор и медик, — прислушиваясь к дыханию, усиленному динамиком связи, сами определяли: этого не посылать, тот годен лишь на страховку, а вот главстаршине Черкашину можно доверить самое опасное. И мичману Шардакову тоже.

Месяц спустя я смотрел видеокадры, снятые водолазами на «Нахимове». Они и сейчас стоят перед глазами… Сквозь мутно-синюю воду 30-метровой глубины зеленовато-тускло проступал белый борт поверженного гиганта. Ряды иллюминаторов уходили в подводный сумрак длинными цепочками. Водолазы в первые же дни разбили их стекла кувалдами (для осмотра кают), и теперь из круглых дыр всплыли занавески. Вместе с занавесками стоял и покачивался престранный лес из пеньковых канатов, тросов, веревочных лестниц, швабр, концов, всего того, что тянулось к поверхности и не могло всплыть.

В этих жутковатых джунглях, проросших сквозь клепаный борт, маячила фигура человека. Водолаз? Нет, человек был в рубашке-безрукавке, легких брюках, кроссовках. Спасательный нагрудник влек его вверх, но незавязанная лямка зацепилась за кран-балку, и парень, это был молодой человек, ушел в пучину вместе с пароходом… Водолаз перерезал роковую завязку, и тело несчастного взмыло в светлеющую высь…

В пароходном борту — он открывался взгляду как длинная белая площадка — зияли большие отверстия. Эти дыры, через которые в корпус судна проникают водолазы, проделали подводники-подрывники. Одному из них — мичману Юрию Полищуку — пришлось выполнить задание ценой жизни.

Дело было так. 10 сентября Полищук спустился на борт «Нахимова» вместе со своим командиром. Им изрядно пришлось поработать на глубине, оба увлеклись и израсходовали кислород из баллонов автономного снаряжения.

Первым почувствовал себя плохо офицер. Полищук оттащил его к водолазной беседке, помог встать на площадке, дал сигнал к подъему. Спиной он отжимал теряющего сознание командира от проема в ограждении. Надо было накинуть цепочку, но не хватало сил. Где-то на полпути к поверхности Юрий сам лишился чувств и свалился в незакрытый проем. Первым отправился на поиски мичман Сергей Шардаков. Тело подрывника удалось найти лишь через несколько часов. Полищук лежал на грунте — в тени пароходного борта.

Его подняли из моря на платформе водолазного колокола. Он вернулся на щите…

За спасение командира мичман Юрий Полищук был посмертно награжден орденом Красной Звезды.

Спасательные работы продолжались.

Мой однофамилец интересовал меня очень. И вовсе не потому, что мы носили с ним одну фамилию. Крестьянский парень из Сальских степей был подлинным героем тяжкой водолазной страды. Он первым спустился на затонувший пароход. Первым испытал то, что потом стали называть здесь «морально-психологической перегрузкой».

Я даже представить себе не могу, что испытал, пережил, перечувствовал этот двадцатилетний старшина, когда вплыл в крытую стеклопластиком прогулочную палубу и увидел длинную череду погибших пассажиров, не сумевших выбраться из этой стеклянной западни. Все они были в надувных нагрудниках и потому подпирали головами прозрачный свод, вися в воде, точно жуткая очередь воспарила вдруг в невесомости. Конец ее терялся в густой мгле. Она казалась бесконечной.

— Что видишь? — запрашивали сверху.