На заре красного террора. ВЧК – Бутырки – Орловский централ

Но, конечно, внешнее благополучие тюремной обстановки не могло скрыть внутренней тревоги индивидуальных драм, разыгрывавшихся в тюрьме, и сложности политического положения в стране, к которому так чутко прислушивались политические узники. По-видимому, забастовочная волна в Москве улеглась. Но в Кронштадте произошел мятеж, и в Питере заволновались рабочие массы. Нам стало понятно, почему прекратились освобождения, и что нас будут крепко держать в тюрьме. Скоро получили материалы, из которых мы узнали все о Кронштадтском восстании, в частности то, что тщательно скрывалось властями, что во главе восстания было до 300 членов коммунистической партии. Непосредственно за Кронштадтом открылся съезд РКП, и началось «отступление». Вряд ли коммунисты с таким интересом следили за событиями на съезде РКП, как следили тюремные узники. Отказ от разверстки, свобода местного оборота, одним словом — НЭП был дополнен отказом Ленина от ориентации на мировую революцию. Кое у кого зародились надежды на сдвиг, на эволюцию, на реформы. Жестокая расправа с кронштадтцами, да и наше благополучное пребывание в тюрьме подрывали всякие иллюзии. По-видимому, коммунисты решили экспроприировать наши идеи, авторов же их, меньшевиков, «бережно держать в тюрьме», как выразился Ленин в своей брошюре о продналоге.

В ВЧК произошли перемены: Дзержинский назначен комиссаром путей сообщения, его заменил Уншлихт, один из вождей польской социал-демократии, в период неудавшегося похода на Варшаву, назначенный Москвой в состав Польского Ревкома. Не знаю, находится ли это в связи с переменами в ВЧК, но наша фракция получила неожиданно ощутительный удар в виде приговора Верховного Революционного трибунала по делу ростовских социал-демократов, получивших 5 лет тюрьмы с принудительными работами. Коммунисты придавали большое значение этому процессу, и в «деле» ростовцев обнаружен документ, написанный особо уполномоченным ВЧК Клайзнером, о том, что, по его мнению, судить ростовских меньшевиков должен Ревтрибунал «при специально подобранном составе исключительно твердых коммунистов — старых большевиков». Естественно, что Крыленко требовал смертной казни. Руководитель ростовской социал-демократии Б.С. Васильев ответил ему в своей речи:

— Мы не раз слышали эту угрозу и до революции от царских палачей — жандармов, и в дни Гражданской войны. И не нас, слыхавших рев льва, испугать криком другого животного…

После процесса суд решил отправить ростовцев в Таганку, и в Бутырки они заехали лишь за своими вещами. Но у нас было такое настроение, во что бы то ни стало добиться их оставления в Бутырках. Мы всей массой бросились в контору, но ворота оказались заперты. Благодаря решительному характеру А.Р. Гоца, потребовавшего у тюремной администрации их оставления в Бутырках, начальство поколебалось, и мы толпой надвинулись на ворота, сшибли стражу и очутились перед дверьми конторы. В тот же вечер в многолюдном собрании всех социалистов ростовцы рассказывали подробности о процессе.

Незадолго до того, меня неожиданно вызвал уполномоченный ВЧК Журавченко все по тому же злополучному делу. Теперь уже я не свидетель, а обвиняемый. Формулировано обвинение так: «…обвиняется в распространении докладной записки английской делегации, имеющей целью вызвать массовое недовольство в рабочей среде и содействовать успеху внутренней и внешней контрреволюции».

Докладная записка действительно существовала и была подана английской делегации группой членов Центрального комитета Всероссийского Союза служащих. Она трактует о насилиях, произведенных органами власти и коммунистической партией над союзом служащих в Петербурге, Москве, Самаре, Харькове и других местах, в результате чего уничтожена всякая тень свободы и независимости профессиональных союзов. Я должен был огласить эту записку на знаменитом митинге печатников, где неожиданное выступление нелегального В.М. Чернова сломало весь порядок дня. И вот сейчас, спустя восемь месяцев после отъезда английских рабочих, ВЧК расправляется с нами. Я заявил следователю, что являюсь автором записки и требую вызова Томского и Лозовского свидетелями для подтверждения указанных в записке фактов. Однако Журавченко отказался выполнить мои требования, и я оборвал беседу, унося с собой опасение, как бы коммунисты не скушали меня под соусом сношений с английской делегацией. Интересно, что Красин в письме к Рабочей партии Англии развязно утверждал, что преследования социалистов отнюдь не связаны с информированием ими англичан.

Голодовочный психоз