Читаем На заре красного террора. ВЧК – Бутырки – Орловский централ полностью

Но в общей тюрьме, живущей отдельно от социалистических камер, свила себе прочное гнездо эпидемия голодовок. Тюрьма была густо заселена. Из особого отдела ВЧК постоянно подсыпали новые партии. Множество лиц сидело по приговорам Ревтрибунала и перечислено в ведение тюрьмы. Еще больше народу случайного, непричастного ни к политике, ни к спекуляции, взятого просто «здорово живешь». В Москве и Петербурге продолжали практиковаться засады, дававшие большой улов. За последнее время начался снова приток иностранцев, подозреваемых в экономическом шпионаже. Мы застали длительную голодовку польского коридора, по поручению которого с ВЧК вел переговоры Красный Крест. Человек 60 поляков долго голодали и добились своего. В связи с Кронштадтским восстанием в Петербурге объявили обязательную регистрацию всех офицеров флота. Потом всех, кажется, до 600 человек, арестовали и разослали в разные концы. Большая группа офицеров попала в Бутырки. Среди случайных жителей тюрьмы мы встречали артистку Художественного театра, которая читала у нас на небольшой вечеринке «Двенадцать» Блока, и одного артиста, помогавшего социалистам готовить празднество 1-го Мая в тюрьме. Мы собирались устроить торжественный праздник на открытом воздухе с речами и знаменами… Вся эта огромная двухтысячная масса тюремного населения находилась в самых тяжелых условиях заключения. Многие не допрошены, они считали себя забытыми в тюрьме.

Камеры заперты весь день, как и коридоры. А тут весь день под окнами греются на солнце привилегированные социалисты. Сидят грязно и скученно. Редкие свидания происходят через две плотные сетки. Кормят плохо, царит сплошной голод. Тюремная администрация груба, и режим жестокий. Вынужденные отступить на социалистическом фронте, тюремщики вознаграждают себя на общих коридорах.

Неудивительно, что эпидемия голодовок охватила общие коридоры и постепенно вылилась в огромное движение. Это случилось в середине апреля, вся тюрьма предъявила ультиматум Чеке, угрожая на следующий день приступить к всеобщей голодовке. Требования были такие: открытие камер в пределах коридора, ускорение следствия и допросов, изменение меры пресечения. Делегаты отдельных беспартийных камер зондировали почву у социалистов. Мы объявили нейтралитет, но обещали свою поддержку, если в ней будет нужда. И вот началась голодовка. Приняло в ней участие большинство заключенных. Голодающих свыше тысячи. Начальство не дуло себе в ус и никаких шагов не предприняло, чтобы предупредить голодовку. У ворот, по распоряжению Чека, поставлен пулемет. Те из голодающих, которые выполняли разные работы в тюрьме, были заменены штрейкбрехерами из 13-го коммунистического коридора. Прошел день, второй и наступил третий. Голодающие решили к 12-ти часам дня приступить к обструкции. Ужасное и незабываемое зрелище представляла собою тюрьма в течение нескольких часов. В камерах стучали по мебели, по решеткам, барабанили в дверь. Затем стук перешел в крик, и в течение трех часов вся тюрьма кричала, вопила, выбиваясь из сил, как бы взывая о помощи. — Го-го-го! — вырывалось из тысячи глоток, и все голоса покрывал высокий женский голос певицы из ЖОКа. Жутко вспомнить картину, которую пришлось наблюдать со двора. На окне, у решеток, тесно прижавшись друг к другу, теснятся человеческие лица: они бьют с ожесточением по решеткам, они вопят нечеловеческим голосом, не «плененные звери», а люди, засаженные в клетку. Крик на минуту ослабевает, но опять же льется высоко и страстно. Зажимаешь уши, бегаешь, как раненый зверь, в углу камеры. На улицах, вокруг Бутырок, собрался народ. Там говорят, что заключенным не дают есть, они кричат с голоду. Я взбираюсь на чердак; сквозь дыру в крыше, вижу издали, как с разных сторон чернеют кучки испуганного народа.

В 11-м коридоре мы созвали заседание всех бюро тюремных фракций. Послали заявление-протест и потребовали немедленного приезда Каменева в тюрьму. Прошло несколько часов, прежде чем прибыл представитель ВЧК и вступил в переговоры с голодающими. Не помню, добились ли голодающие удовлетворения, или ВЧК их обманула, но к концу третьего дня массовая голодовка была прекращена.

Избиение и развоз

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история (Центрполиграф)

История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике
История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике

Джордж Фрэнсис Доу, историк и собиратель древностей, автор многих книг о прошлом Америки, уверен, что в морской летописи не было более черных страниц, чем те, которые рассказывают о странствиях невольничьих кораблей. Все морские суда с трюмами, набитыми чернокожими рабами, захваченными во время племенных войн или похищенными в мирное время, направлялись от побережья Гвинейского залива в Вест-Индию, в американские колонии, ставшие Соединенными Штатами, где несчастных продавали или обменивали на самые разные товары. В книге собраны воспоминания судовых врачей, капитанов и пассажиров, а также письменные отчеты для парламентских комиссий по расследованию работорговли, дано описание ее коммерческой структуры.

Джордж Фрэнсис Доу

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Мой дед Лев Троцкий и его семья
Мой дед Лев Троцкий и его семья

Юлия Сергеевна Аксельрод – внучка Л.Д. Троцкого. В четырнадцать лет за опасное родство Юля с бабушкой и дедушкой по материнской линии отправилась в Сибирь. С матерью, Генриеттой Рубинштейн, второй женой Сергея – младшего сына Троцких, девочка была знакома в основном по переписке.Сорок два года Юлия Сергеевна прожила в стране, которая называлась СССР, двадцать пять лет – в США. Сейчас она живет в Израиле, куда уехала вслед за единственным сыном.Имея в руках письма своего отца к своей матери и переписку семьи Троцких, она решила издать эти материалы как историю семьи. Получился не просто очередной труд троцкианы. Перед вами трагическая семейная сага, далекая от внутрипартийной борьбы и честолюбивых устремлений сначала руководителя государства, потом жертвы созданного им режима.

Юлия Сергеевна Аксельрод

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей
Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

Этот сборник является своего рода иллюстрацией к очерку «География зла» из книги-исследования «Повседневная жизнь Петербургской сыскной полиции». Книгу написали три известных автора исторических детективов Николай Свечин, Валерий Введенский и Иван Погонин. Ее рамки не позволяли изобразить столичное «дно» в подробностях. И у читателей возник дефицит ощущений, как же тогда жили и выживали парии блестящего Петербурга… По счастью, остались зарисовки с натуры, талантливые и достоверные. Их сделали в свое время Н.Животов, Н.Свешников, Н.Карабчевский, А.Бахтиаров и Вс. Крестовский. Предлагаем вашему вниманию эти забытые тексты. Карабчевский – знаменитый адвокат, Свешников – не менее знаменитый пьяница и вор. Всеволод Крестовский до сих пор не нуждается в представлениях. Остальные – журналисты и бытописатели. Прочитав их зарисовки, вы станете лучше понимать реалии тогдашних сыщиков и тогдашних мазуриков…

Валерий Владимирович Введенский , Иван Погонин , Николай Свечин , сборник

Документальная литература / Документальное