На Земле и в космосе

Трудно вытравлять фашизм из костей этого мальчика по имени Гаг. Он оказался неглупым, смелым, искренним. Попав в невероятную для его убогого мировоззрения переделку, он довольно быстро сумел понять, что очутился не в загробном мире, а действительно на другой планете. Фантастическую технику землян он освоил очень быстро, но осознать, что у обитателей Земли не только другие машины, но и другая шкала нравственных ценностей, он не может. Гаг благодарен за свое спасение, но не в силах поверить в бескорыстие этого поступка. Термина «гуманизм» не существует в его словаре. Он все ме­ряет своими мерками. В чем только он не подозревает землян, когда узнает, что они тайно наблюдают за его родной плане­той! Даже в том, что им нужны рабы, которых можно было бы беспрепятственно убивать... на киносъемках. «И ведь никто же у нас про них ничего не знает, вот что самое страшное,— му­чается он подозрениями.— Ходят они по нашей Гиганде, как у себя дома, знают про нас все, а мы про них — ничего. С чем они к нам пришли, что им у нас надо? Страшно...»

Вопрос о том, с чем приходит высокоразвитая цивилизация к стоящей на более низкой ступени развития, имеет ли она моральное право вмешиваться в чужую жизнь, в чужую исто­рию, в судьбы народов, которые пока еще не могут решать сами за себя, подробно исследовался в повести Стругацких «Трудно быть богом». И наверно, не один читатель этой повести досадовал на авторов за то, что они не разрешили своим героям действовать, что отвели им только роли наблюдателей средне­вековых ужасов на выдуманной планете. В новой повести люди с Земли ведут себя активнее, им удается прекратить кровопро­литную бойню. Но авторов волнует прежде всего нравственный и духовный мир Гага, выросшего в атмосфере злобы и нена­висти. Все его мысли сводятся к одному: вернуться на родину и снова служить обожаемому Герцогу, то есть убивать и жечь. В сущности, он остается равнодушным к роскоши, которую может дать в его распоряжение Земля, а ведь она должна была бы поразить его. Комнату свою на Земле он превратил в подобие казармы, вместо удобной земной одежды парится в бойцовской униформе, а робота Драмбу, старого, добродуш­ного робота Драмбу, приставленного к нему в услужение, он умудрился превратить в беспрекословного, вымуштрованного пехотинца. Литературно процесс оболванивания бедного робо­та исполнен с блеском. Вот «рядовой Драмба» отрыл по при­казанию Гага «траншею полного профиля»:

«— Молодец,— сказал Гаг негромко.

— Слуга его величества, господин капрал! — гаркнул робот.

— Чего нам теперь еще не хватает?

— Банки бодрящего и соленой рыбки, господин кап­рал».

Гаг помещен в идеальные условия для психологического эксперимента. Не только слова, но и дела и примеры окру­жающих его людей должны убедить молодого человека, что в мире существует Добро и что оно не только сильнее, но и лучше Зла, что отношение любви и братства дают людям сча­стье, которого не могут дать ненависть и жестокость.

Но яд проник глубоко. У землян, которые решились на этот эксперимент, опускаются руки. И в общем-то его отправляют домой без особой надежды на то, что перевоспитанный Гаг станет строителем нового мира. Пожалуй, даже они, опытные педагоги и психологи, просмотрели надлом, все же произошед­ший в его душе. Однако проходивший мимо путник, который стал безропотно вытаскивать из грязи машину с медикамента­ми, уже не прежний Гаг, стрелявший по имперским бронеходам некоторое время назад. В нем появились человеческие проблес­ки. Добро оказалось сильнее.

«Парень из преисподней» — это не только произведение о будущем, это и произведение о прошлом, но прежде всего это произведение о настоящем. Сколько еще есть на земном шаре, в земных преисподнях обманутых бравурными маршами, марширующих и умирающих за чужие и чуждые интересы. И поэтому парень с другой планеты выглядит современной и поучительной фигурой.