На звук пушек

На руках Шеварди также оставался приказ, написанный рукой императора. И хотя будучи большим по объему приказ наделял владельца меньшими полномочиями, чем известная записка кардинала к миледи, но это был личный(!) приказ императора, и давал Шеварди значительные возможности. Чем тот и воспользовался не раз и не два.

Шеварди за две с небольшим недели удалось выбить штаты, включить батарею в резерв Рейской армии и поставить непредусмотренную уставами часть на довольствие. Выбить у интендантов продовольствие и снаряжение вне очереди было еще там удовольствием.

Только с огнестрельным оружием и боеприпасами не было никаких проблем. На складах Версальского полигона было достаточно стрелкового оружия и патронов для него. Основную огневую мощь батареи составляли две модифицированные митральезы Реффи с запиранием затвора не винтом, а запорным рычагом. Что ускоряло перезарядку. И шесть картечниц Гатлинга, закупленных ранее для испытаний, под тот же 13-миллиметровый патрон, что и у Реффи[56].

Но самым сложным стало выбить разнарядку на перевозку батареи по железной дороге. Выяснилось, что с началом войны для частных железнодорожных компаний мало что изменилось. Продолжали курсировать пассажирские поезда, а грузовые эшелоны в первую очередь выделялись под заключенные ранее контракты. На нужды армии выделялись освободившиеся составы.

В 1859 году Шеварди пришлось уже отправляться на театр военных действий по железной дороге. Тогда за три месяца было перевезено 230 тысяч войск и 36 тысяч лошадей с обозом и орудиями. Тогда это казалось фантастическим результатом. Никто ранее не перебрасывал такие массы войск за столь короткое время на большие расстояния. Но французские генералы остались недовольны. Они, впрочем как и прусские и австрийские генералы, считали что перевозка в вагонах ослабляет дисциплину в войсках, вредит здоровью лошадей, а толчки и сотрясения при движении по рельсам может вызвать детонацию боеприпасов и привести к катастрофе. Поэтому, не смотря на появление целого ряда документов, которые должны были бы нормировать работу железных дорог в военное время, за последующие десять лет так ничего в этом плане не было сделано практически. Все оставалось на этапе исследований и рекомендаций. А ведь теперь предстояло перебросить вдвое больше войск и куда за более короткий срок.

Но Шеварди как то удалось выбить вагоны для перевозки скота, пропахшие животным потом, навозом и мочой, как что этот запах не мог перебить даже табачный дым. Да от раскаленной солнцем крыши несло нестерпимым жаром, из-за чего все себя чувствовали себя как каплун в печи. Батарейцы или стояли у приоткрытой двери вагона, или дымили табаком, освободив от соломы один угол в передней части вагона, где дуло поменьше и был насыпан песок. Самые стойкие и неприхотливые спали в гамаках, подвешенных между стенами на крюках. Пожалуй, легче других было часовым, охраняющим повозки и орудия на открытых платформах. Их обдувало ветерком.

Но больше других повезло командному составу батареи. В их распоряжении была коморка в самом первом вагоне. Здесь обычно ехали сопровождающие груз и имелись некоторые удобства в виде стола и лавок.

Питались на станциях. Патриотично настроенные дамы и господа организовали для проезжающих войск обеды, выдавая свежеиспеченный горячий хлеб, бульон в чашках, мягкие булочки и кружки с кофе.

На очередной станции прибежал какой-то железнодорожный чин и сообщил, что здесь остановка продлиться не менее трех часов. Воинские эшелоны, идущие вне расписания, сбили весь график – пожаловался железнодорожник и поспешил дальше.

– Господин подполковник! – к вагону спешил следующий посыльный.

На этой станции, как и при предыдущей остановке, была организована раздача горячего питания для проезжающих войск. И посыльный прибежал предупредить, что к их эшелону движется целая депутация наиболее именитых горожан, возглавляемая женой мэра и вдовой какого-то генерала, фамилия которого Шеварди была незнакома.

Пришлось подполковнику одевать свой гвардейский мундир с орденами и медалями и идти встречать депутацию, которую, как оказалось, в большинстве составляли жены местных чиновников и богатых горожан.

Наблюдая приближение превосходящих сил пр… прекрасной половины общества, Шеварди тут же мобилизовал свои резервы в лице лейтенанта Керона, сержанта Бомона и рядового Деруле. Керон был единственный, кроме самого Шеварди, офицер на батарее. (Остальные должности были вакантны и их замещали опытные сержанты-отставники с полигона). Бомона представлять нет нужды. А Поль Деруле, был добровольцем-волонтером, который поступил на батарею по рекомендациям жены и тещи Шеварди. Молодой человек, 24 лет уже успел опубликовать несколько стихотворений и поставить одноактную драму в стихах на самой престижной сцене Франции, театре Комеди-Франсез.