«Мы готовы к войне! Мы совершенно готовы! У нас в армии всё в порядке, вплоть до последней пуговицы на гетрах у последнего солдата».
Сам император считал Францию не готовой к большой войне в ближайшие пять-шесть лет. Он даже написал на эту тему обширную статью, сравнивая не только состояние армий Второй Империи и Северогерманского Союза, но и готовность к войне экономик обоих стран. И выводы император делал неутешительные. Но статья так и осталась в ящике его письменного стола. Императрица Евгения и его советники высказались против публикации. Истощенный борьбой с болезнью император, погруженный в полусон лекарствами, император уступил. В угоду политическому моменту он произносил слова, которые от него ждали, подписывал документы, написанные советниками. В моменты просветления понимая, что за какой-то год он превратился в марионетку, в ширму, за которой принимают решения и действуют его именем другие.
Битвы начала августа продемонстрировали, насколько французская армия оказалась готова. И теперь депутаты, забыв свои недавние настроения, требовали крови виновных в поражениях, выбрав на роль козла отпущения военного министра.
Тьер, которому весной исполнилось уже 73 года, вошел в зал стремительной походкой, совсем не вяжущейся с его возрастом. Тьер обладал харизмой, литературными способностями, был известен как историк и оратор. Будучи по натуре конформистом, он легко сходился с людьми самых различных политических взглядов. Единственным недостатком Тьера, но очень значительным, хоть и не замечаемым окружающими, была его неосведомленность в экономических вопросах. Даже в исторических трудах Тьера экономика оставалась за бортом повествования.
Вслед за Тьером, как свита короля, через двери в зал вливались депутаты, принадлежащие различным партиям. Консерваторы, монархисты и даже бонапартисты. По всей видимости, они проводили консультации.
Неспешно занял свое кресло, созданное по проекту художника-академика Жака-Луи Давида, Президент Законодательного корпуса Эжен Шнейдер, владелец оружейных заводов Шнейдер-Крезо.
Тон сегодняшнему заседанию задали республиканцы, чьи выступления шли под лозунгом: «Родина в опасности!» Прежний пацифизм был позабыт, а депутаты вспомнили о традициях Великой революции. Теперь власть атаковали не за автократизм и агрессивность, а за несостоятельность и некомпетентность.
Республиканцы требовали от депутатов идти в массы и поднять их на борьбу с захватчиками. Жюль Фавр призывал вооружить парижан со страстностью, напомнившей о восстаниях лионских рабочих в 1831-34 года, в которых он принимал участие.
Во время выступления Фавра Ротшильд вспомнил свои впечатления от недавнего посещения Шалонского лагеря. Он представил эту разгоряченную вином вольницу на парижских бульварах и покачал головой. Депутаты явно не осознавали, какого джина они собирались выпустить из бутылки.
Леон Гамбетта выступил с яркой речью, в завершении которой бросил лозунг: «Вооруженной нации мы обязаны противопоставить вооруженную нацию!», сорвав бурные аплодисменты сторонников.
Когда консервативные депутаты с мест пытались высказать возмущение некоторыми слишком уж непарламентскими выражениями республиканцев, Тьер их останавливал и успокаивал, давая оппозиции выговориться.
Наиболее радикальные левые депутаты в запале даже предложили учредить некий комитет с диктаторскими полномочиями. Но не нашли поддержки даже среди республиканцев.
Тьер и другие лидеры консерваторов в этот день не давали сопартийцам участвовать в диспутах. Они только иногда уточняли некоторые моменты, и вовремя поднимали вопросы голосования по устраивающим их предложениям.
В этот день консервативные монархисты, одинаково враждебные как республиканцам, так и сторонникам Луи-Наполеона, стараниями Тьера удержались от обычных перепалок с оппонентами. Заседание шло, куда меньше обычного отвлекаясь на сведение счетов, взаимных обвинений и оскорблений.
В результате, в этот день было принято решение призвать в армию всех здоровых холостяков и бездетных вдовцов в возрасте от 25 до 35 лет. Были одобрены военные кредиты в размере 500 миллионов франков. Вопрос о роспуске правительства и создании нового кабинета перенесли на другой день. Требовалось еще определиться с кандидатурами министров. Но новому правительству уже предложили произвести дополнительную эмиссию в 600 миллионов франков, на нужды обороны. Обязательное принятие банкнот к оплате устанавливалось отдельным декретом.
«Пятьсот миллионов и шестьсот миллионов – это миллиард с хвостиком, – думал по дороге домой Ротшильд. – А война, по сути, только началась. Придется пересчитать прогнозы. А уж как мы все сможем извернуться, чтобы курс франка не упал, этого я не представляю».
Глава 10. Райской дорогой