На звук пушек

Дым стал рассеиваться, но Дюпон нигде не видел блестящих всадников. За дымом виднелись лишь темная линия врагов.

– Этого не может быть! Этого не может быть! – повторял рядом лейтенант Гренье, наблюдавший за атакой в бинокль. Лицо его было бледным.

– Вон они! – указал Гапар на мелькнувшие за деревцами сполохи солнечных зайчиков.

И действительно чуть поодаль от места атаки виднелось облако пыли, в котором временами можно было разглядеть блеск кирас.

Ни Дюпон, ни Гренье не могли видеть и знать, что остатки двух французских кавалерийских полков беспорядочно бегут, преследуемые брауншвейгскими и вестфальскими гусарами фон Редена. Через несколько минут они выскочили прямо на наблюдательный пункт Базена, и французский главнокомандующий неожиданно для себя оказался в самом центре кавалерийской рубки. К месту схватки на выручку маршалу примчалась кавалерия из-за холмов. И вот уже настала очередь германцев панически отступать. Спустя несколько минут, чтобы довершить разгром передовой позиции французов двинулись с места бранденбургские кирасиры, уланы и гусары. За ними шлезвиг-голштинские уланы и гусары. Но на поле боя появились французские гвардейцы, и противоборствующие стороны отхлынули друг от друга, уступив место пехоте.

Однако гвардейцев было недостаточно для полноценной атаки. Сам гвардейский корпус в этот момент только разворачивался к югу от Резонвиля. А те батальоны, что сопровождали маршала Базена, попятились назад и заняли оборону.

К месту битвы двинулись две «парижские» дивизии корпуса Канробера, все, что у него было в распоряжении. Артиллерия 6-го корпуса получила приказ сменить позиции и поддержать огнем пехоту. Следом за артиллерией двинулись и роты пехотного прикрытия.

Дюпону стало не до наблюдения за ходом битвы.

Вскоре пушки выехали на очередную «возвышенность», едва на полтора-два метра выше, чем поле перед ней и приготовились к стрельбе.

Дивизиям 6-го корпуса поддержка требовалась как никогда! На них сосредоточился огонь всей артиллерии противника, всех 15 батарей, которыми тот располагал. Германцы ухитрились в течении некоторого времени удерживать темп стрельбы до 10 выстрелов. Наступающие колоны попросту таяли среди разрывов германских фугасных снарядов.

Увы! Французы не могли похвастаться подобной скорострельностью. Да и с дальности со стальными пушками Круппа они не могли состязаться. Немецкие батареи оставались вне досягаемости французов. Поэтому бронзовые дульнозарядные орудия сосредоточили огонь на Вьонвиле, стремясь облегчить пехоте захват селения. В котором можно было укрыть от огня противника, а затем уже ударить на досаждающие батареи.

На севере уже были видны густые массы войск. К полю бою направлялись новые французские войска, силами не менее корпуса. Это движение было замечено командующими обоих сторон. Французам нужно было продвинутся еще совсем немного, а потом удержаться в Вьонвиле. Дальнобойные французские ружья выкашивали немецкий строй так же, как германская артиллерия французскую пехоту.

Наступил критический момент боя.

И в этот момент на поле во фланг наступающих французов выскочило несколько упряжек германской конной артиллерии, и сразу же осыпали пехоту картечью, выкашивая их как траву. Еще несколько германских орудий начали обстрел французских батарей.

А через несколько минут в обескровленный фланг парижан ударили мекленбургские кирасиры и уланы из бранденбургской марки.

* * *

В общем строю улан скакал и молодой фендрих Эрих фон Вальд, пришедший в полк уже после объявления войны. Однополчане удивились бы, что не смотря на молодость и невеликий чин, граф Эрих фон Вальд цу Бергофф успел выполнить несколько поручений начальника осведомительного отдела Большого Генерального штаба Юлия Верди, а позже состоял при Военном кабинете короля Пруссии Вильгельма I. Но Эрих был скромен и не тщеславен, он ни хвастался, ни своим аристократическим происхождением, ни связями. В полку он тянул лямку как все, отправившись на войну добровольцем. В боях и рейдах во вражеские тылы граф проявил себя как храбрый и, не смотря на молодость, хладнокровный воин, за что был награжден Железным крестом. Но сейчас ему предстояло самое большое испытание. Атака, шансы на возвращение из которой были мизерны.

Было страшно. Было страшно, как не было ни во время выполнения заданий военной разведки, ни во время рейдов. Юность, не то чтобы не ведает страха, она попросту не думает о смерти. И страхи юных совсем иные, чем у зрелых или старых людей. Но сейчас возможность не вернуться из боя, возможность умереть, вдруг стала вдруг из отдаленной гипотетической возможности вполне очевидной реальностью. А это было совсем иное ощущение, отличное от тех, что охватывали во время рейда или стычки, когда риск бодрит, заставляет бежать быстрей кровь в жилах. Нет, нет, нет… Это иное – три, а то и все десять против одного – это будет скачка в один конец.