Наблюдатель

– В Марсель, – коротко вздохнула Анна, и с ее лица ненадолго сползла маска жизнерадостности. – Встретить твою дочь – она тем вечером приезжает.

– Ах, да, – пробормотал он без видимого интереса. – Очень хорошо.

* * *

В эти первые дни случилось нечто весьма примечательное. Я шла по тропинке вдоль берега после вечернего купания – как вдруг услышала за спиной шаги. Внизу простиралось бескрайнее сапфировое Средиземное море, лучи закатного солнца озаряли белые паруса вдалеке; чайки кружили над волнами, как брызги морской пены от вздымавшихся и опадавших волн. Я остановилась и обернулась.

– Salut, – поздоровалась я. Позади стоял Жером.

– Прогуляемся?

Я кивнула и вслед за ним свернула с тропинки.

– Ты купалась, – сказал он, когда мы карабкались по скалистому склону, и протянул мне руку. – У тебя волосы мокрые.

– Куда идем?

– В мое любимое место.

– Как ты узнал, что я здесь?

– Я не знал, – ответил он. – Просто гулял, и судьба вот так широко мне улыбнулась (примерно это он и сказал – хотя я, возможно, слишком вольно и поэтично передаю его слова).

Мы поднимались все выше и выше – пока наконец не оказались в зарослях, где воздух был густым, мшистым и плотным от запаха соленой воды и выброшенных на берег коряг. Жером почти всю дорогу молчал, так что я лихорадочно говорила сама с собой, совсем как Том, и выложила все о поведении Майкла и его отношениях с Анной.

– Думаешь, он хочет тебя трахнуть?

– Что, прости? – переспросила я, переводя дыхание.

– По-моему, он хочет тебя трахнуть, – повторил Жером, не глядя на меня. – Уверен в этом.

Мы вышли из-за деревьев, вновь окунувшись в облако невероятного белесого света.

– Ого, – выдохнула я.

Мы очутились на потаенной смотровой площадке. Из этой части бухты видна была раздвоенная скала, спускавшаяся прямо в лазурные волны. На ее вершине приютилась церковь, чей изящный белый шпиль пронзал бескрайнее синее небо. Синее на синем в обрамлении всех оттенков зелени – от нефритового до оливкового.

– Потрясающе!

Жером сел и закурил. Я, опустившись подле, обхватила колени.

Лицо его как будто постоянно освещало солнце – он излучал свет. Безупречная кожа оливкового оттенка, упругая, плотно обтягивавшая все углы и изгибы его тела. Он затянулся, и прядь темных волос упала на темные глаза. Потом передал мне сигарету, и я с радостью ее приняла, надеясь, что никотин успокоит сердце, которое по какой-то неведомой причине пустилось вскачь. Он посмотрел мне прямо в глаза и ухмыльнулся – будто бы какой-то только ему понятной шутке. Забрал окурок, затушил его и, взяв обе мои ладони в свои, прижал меня к земле. Прильнув всем своим телом ко мне, он засмеялся, обнажая ряд ровных белых зубов. Лицо его было в каких-то сантиметрах от моего. Я прикусила губу.

– Я ждал этого момента несколько дней, – сказал он и поцеловал меня. Это был один из тех поцелуев, что ощущаешь всем телом и от которых все члены словно каменеют и в то же время плавятся.

12

Майкл

Проснулся я, мягко говоря, сам не свой: всю ночь меня неотвязно преследовали сны об Астрид – такие живые и яркие, что, казалось, я мог коснуться ее рукой. Совершенно отчетливо я чувствовал запах ее свободной замшевой куртки, купленной в Oxfam на Аппер-стрит и все еще хранившей сигарный дух своего прежнего владельца. Иногда, отработав смену, она помогала Джорджо и Розе на кухне, и тогда кончики ее пальцев пахли чесноком. Запах этот был для меня чем-то новым и непривычным – но в то же время непостижимым образом напоминал о чем-то давно забытом, как будто из детства. (Спустя годы, на Олд-Мур-роуд, по дороге от родителей в церковь, где должна была венчаться моя племянница, он застиг меня врасплох. Дикий чеснок. Была весна, юная и свежая, благоухающая ароматами – и особенно черемшой. Я присел прямо на влажный пень – искрящийся на солнце и бурлящий жизнью – и уставился на свои трясущиеся руки, словно ждал, что они вот-вот превратятся в ее.)

Во сне мы с ней ехали в 38-м автобусе в сторону Хакни. На вечеринку, сказала она – точно такая, как в юности, словно неподвластная старению. А я то и дело поглядывал в ужасе на свои руки – руки древнего старика, узловатые, с фиолетовыми прожилками вен. Выйдя из автобуса, мы оказались среди букмекерских контор, цветочных магазинов и наркоманов, и я вдруг ощутил прилив социальной тревоги, какой не испытывал уже несколько десятков лет. Она, одетая в точности как Кларисса и ее подружки – ботинки Dr. Marten’s и крошечный кроп-топ с одной из моих старых джинсовок, – буквально приклеилась к своему телефону.

– Что ты делаешь? – спросил я.

– Спрашиваю у Джулиана адрес, – ответила она без всякого выражения, уставившись в экран.