Над меандровой рекой

– Спать ещё рано… Ну, Луиза Карловна! Войдите в положение!

– Ах ты дрянь такая! Я тебе покажу Луизу Карловну! – Екатерина Филипповна набросилась на мужа, яростно махая кулаками, от которых Санька позорно бежал, пряча сильно помятое лицо.

Отбежав на безопасное расстояние, он глубоко задумался:

– Где же достать? О! Ну-ка, пойдём Мишка!

Три друга пошли от клуба с заинтересовавшей меня поспешностью. Я пустился за ними и услышал, как Санька говорил приятелям, что ещё до наводнения спрятал в курятнике бутылку самогона.

– Память сдавать стала! Совсем забыл про неё! Ждите меня здесь, я за ней сплаваю. – и он стал отвязывать лодку от столба.

– Куда это он? – беспокойно повторяла Екатерина Филипповна, когда я вернулся.

Решив, что ябедничать и доносить стыдно даже собаке, я промолчал.

Наступил вечер. Сергей Петрович позвонил и сказал, что он опять выпил и домой не приедет. Мне сообщили об этом вышедшие подышать перед сном Виктория Павловна и Леночка, и сообщили с облегчением. Тут же вышли Агриппина Всеволодовна и взволнованная Екатерина Филипповна:

– Ой, нехорошо у меня на сердце. Что-то моего алкаша долго нет.

– Пьют где-нибудь, – равнодушно сказала Блинова.

– Нет, не то. Сердце чует…

– Да что вы, Екатерина Филипповна, вы же материалистка.

– Ой! Да вот же они идут – Мишка с Петькой, а нашего нет… Да быстро идут… Бегут…

– Екатерина Филипповна! – сказал, подбегая, Суриванов. – Санька утонул!

Кочина упала на руки Беловой и Виктории Павловны.

VII

Саньку похоронили через день после гибели. Обычно сейчас в сёлах хоронят на другой день, но пока возили к судмедэксперту в соседний район (своего-то сократили для экономии), настал вечер, а вечером не хоронят. Зато приехали Санькины дети – вузовская преподавательница Настя и кандидат наук Аркадий – и хоронили его из дома, вода из которого уже ушла. Гроб несли через затопленный двор по колено в воде. Немногочисленные провожавшие по обозначенным ветками тропкам шли за ним до стоявшего на шоссе катафалка, а там уж посуху под траурную музыку пошли на кладбище. Я тоже бежал вслед за толпой.

– Какая смерть! – говорили вокруг. —Утонуть на собственном дворе!

– Да как же случилось? – спрашивали те, кто был не в курсе.

– Он спрятал в сарайке бутылку самогона, приплыл за ней, поскользнулся и упал лицом вниз в воду. Дыхание перехватило, он и не поднялся.

– Ах, ах, ах! Хороший был мужик! Хоть врун и пьяница, но безобидный!

И все, сколько ни было народу, должны были признать, что Санька никому из них не сделал зла. Я вспомнил, что он дважды хотел меня убить, но ведь не убил. А потом спас.

А может кто-то, кто выше нас, удерживает от зла и толкает на зло? Тогда получается, что нет в этом мире правых и виноватых. Мне, собаке, не понять, хорошо это или плохо.

На следующий день после похорон Кочина мы вернулись в свой дом. Вода, как и говорили старожилы, ушла на третий день. Двор был завален ветками, корягами, поленьями, пластиковыми бутылками и другим мусором, принесённом рекой.

Освободившееся от воды крыльцо зеленело илом и тиной. Виктория Павловна, поскользнувшись, чуть не упала плашмя в эту жижу, но успела схватиться за перила, на которых спасалась три дня назад. Едва ключ заскрежетал в замке, с той стороны входной двери раздался жалобный вой Василия. Одуревший от ожидания и страха, он выскочил, ничего не соображая, и столкнулся со мной грудь с грудью.

Кот, конечно, зашипел, вздыбив шерсть, и махнув перед моим носом лапой с выпущенными когтями. Нос мой не пострадал, так как я успел отпрянуть.

– Успокойся, дурень, – сказал я спокойно, – у нас с тобой впереди много совместных дней, давай жить дружно.

– Я есть хочу! – завопил Васька. – Дайте хоть сухую корку!

Он выглядел ужасно: свалявшаяся шерсть, подведённое брюхо, безумные глаза – всё говорило о пережитых им страданиях, даже жалко его стало.

Я выбежал на двор, где видел давеча в лужице небольшого ещё трепыхавшегося карасика, и принёс его коту.

– Фу, Вася, – сказала Леночка, – брось эту гадость, пойдём, я тебя покормлю!

А я, полагая, что в доме не чище, чем на улице, позволил себе войти вслед за хозяевами.

Вид был ужасен. Пол скрылся под толстым слоем отвалившейся от стен глины, смешанной с речным илом; валялись вынесенные водой из разных углов тряпочки, бумажки, а рядом с диваном – смешанное с грязью платье Виктории Павловны, сброшенное, вероятно, Василием. Стоял густой запах водорослей и плесени из погреба.

Пока я совершал экскурсию по дому, утопая лапами по щиколотки, хозяйка плакала, а Леночка на столе кормила кота молоком из купленного в магазине пакета, очень хорошим сыром и полукопчёной колбасой. Я просительно взглянул Леночке в глаза, мне тоже ужасно захотелось колбаски, но Леночка сделала вид, что не поняла и ничего мне не дала.

Нажравшись, Василий, по-прежнему сидя на столе, стал умываться.