Над вольной Невой. От блокады до «оттепели»

Кроме выступления Красовской запомнилось еще: некто лысый бубнил: „Соцреализм — это родная березка на холме“. Некий пенсионер, бывший милиционер, горячо разъяснял: „Кукуруза вполне может стать достойным объектом искусства. Художники обязаны показать, как она растет в полную мощь в одном колхозе, где ее любят и лелеют, и как она гниет в другом, где не понимают важности разведения кукурузы“. Уже не на тему выставки непосредственно перед Красовской говорил студент филфака Алексеев (тот, что позже вместе с женой попал на 10 лет за попытку перехода границы в Иран). У него зазвучали слова: „наше эстетическое отставание“, „сорок лет рабства мысли“, „оторванность от мирового искусства“. Насколько я вспоминаю, нашими делалась запись хода выступлений, но ее дальнейшая судьба мне неизвестна. О какой-то записи мне говорили, но я забыл, была ли она у ГБ или ГБ искало ее».

Юлия Красовская была арестована на следующий день. Ее продержали в тюрьме те двенадцать рабочих дней, в течение которых тогда можно держать в тюрьме человека без предъявления обвинения, а затем выпустили.

Дело антисоветской группы в конце концов развалится. Юлия Красовская за слова «аракчеевский режим» получит лишь несколько суток ареста. Остальные отделаются легким испугом. История с диспутом о творчестве Пикассо обернется анекдотом. Но мораль анекдота будет невеселой: партия снова закручивает гайки.

Венгрия-1956

В декабре 1956 года Хрущев всерьез занялся наведением порядка в стране. И тому есть весомые причины. Молодежь, возбужденная революционными событиями в Польше и Венгрии, от шуток переходит к делу.

19 декабря парторганизациям разослано закрытое письмо ЦК под зловещим названием «Об усилении работы партийных организаций по пресечению вылазок антисоветских враждебных элементов»: «Жалкие остатки антисоветских элементов в нашей стране, будучи враждебно настроены против социалистического строя, пытаются использовать в своих гнусных целях все еще имеющиеся у нас трудности. КГБ, прокуратуре, судам поручено сосредоточиться на борьбе с контрреволюционным охвостьем».

Советским людям предлагается забыть недавнюю хрущевскую декларацию о независимости социалистических стран и поддержке правительства Имре Надя. Пропаганда клеймит венгерские события как фашистский путч. Но многие понимают: в Венгрии восстали рабочие, крестьяне, студенты.

Василий Аксенов:«В нашем институте было очень много венгерских студентов. И многие наши друзья, окончив курс, вернулись на родину. Однажды в киножурнале перед сеансом мы увидели нашего сокурсника, который стоял среди повстанцев с автоматом на груди. Его звали Жигмунд Тодт. Мы ходили с другом пятнадцать раз в кино, чтобы удостовериться, что это он. И это был он».

Советская молодежь воспитана на романтических идеалах революции. Каждый школьник знает: только революция даст людям свободу. Восставший народ всегда прав, а те, кто в него стреляет, — нет. Подавив венгерское восстание, считают многие, Советский Союз предал дело Ленина и возвращается к сталинизму.

Василий Аксенов:«Я тогда был готов идти на защиту Венгрии. Если бы я оказался в Будапеште, я бы, конечно, был там, на баррикадах».

В нескольких городах советские студенты пишут листовки в поддержку восставших венгров и поляков. В Ленинградском горном институте участники студенческого литературного объединения сочиняют стихи, клеймящие действия наших войск в Будапеште. Наиболее известным становится стихотворение Лидии Гладкой: