Филфак Ленинградского университета первенствовал среди советских гуманитарных вузов. Филологический факультет ЛГУ не уступал по количеству профессоров с мировым именем ни одному западному университету — ни Сорбонне, ни Гарварду, ни Оксфорду. Здесь одновременно работали пять знаменитостей мирового уровня: фольклористы Владимир Пропп и Марк Азадовский, специалист по западной литературе Виктор Жирмунский и два русиста — Григорий Гуковский и Борис Эйхенбаум. Эти имена сейчас известны не только каждому студенту в России, но вообще любому, кто интересуется литературоведением — в Гёттингене, Принстоне, Кембридже.
4 апреля 1949 года в актовом зале филологического факультета ЛГУ прошло закрытое партийное собрание и было определено, кто подвергнется чистке и как она будет происходить. Подробно рассматривались кандидатуры будущих жертв. Коммунисты-филологи были поставлены перед альтернативой — или они обличают своих учителей, клевещут на них, или сами подвергаются опале. Выбор должен был сделать каждый. Коммунисты в своей массе — те, кто пришел с рабфаков, фронта, — люди из другой социальной страты, чем их учителя. Советский режим с самого начала поддерживал это противопоставление: наша новая советская интеллигенция и вот эта старая. Понятно, кто пользовался бо́ льшим доверием власти. Чистку возглавил декан филфака Георгий Бердников, ученик Гуковского.
Григорий Гуковский
Борис Эйхенбаум
Виктор Жирмунский
5 апреля 1949 года в актовом зале Главного здания университета состоялось Открытое заседание Ученого совета филологического факультета. Повестка — обсуждение идеологических ошибок четырех филологов: Гуковского, Азадовского, Жирмунского и Эйхенбаума. В зале присутствуют только двое из них. Эйхенбаум и Азадовский больны. А вот Гуковскому и Жирмунскому пришлось выслушать обвинения в низком научном уровне их работ, в космополитизме, низкопоклонстве перед Западом. Их обвиняли ученики: Бердников; в будущем знаменитый писатель Федор Абрамов; их клеймил будущий либеральный редактор «Нового мира» Александр Дементьев и академик Николай Пиксанов. Это не было ученое собрание: это был митинг, судилище. Для заседания ученого совета не требуется огромный зал с людьми, исполненными самых дурных намерений.
Георгий Бердников патетически восклицал, выступая против Жирмунского: «Виктор Максимович, вы написали шестнадцать книг — назовите хоть одну из этих книг, которая нужна сегодня советской науке!» Очевидцы рассказывали мне, что Жирмунский вытер пот со лба и тихо ответил: «Все шестнадцать».
Будущий профессор, а тогда выпускник филфака Борис Егоров вспоминал: «Между прочим, Жирмунскому была адресована буря аплодисментов не меньшая, чем Бердникову и другим громилам. Хотя там тоже были аплодисменты, потому что было много специально приглашенных. Мне кто-то сказал: „А вы знаете, такой-то даже со своей женой пришел — как на спектакль“».
По свидетельству Лидии Михайловны Лотман
, после исторического заседания Пиксанов пришел к профессору Мордовченко на квартиру, принес пол-литра водки, и они ее распили.