Над вольной Невой. От блокады до «оттепели»

Эдуард Хиль:«Я помню, шел по Лиговке, провожал знакомую девушку. И вдруг подходит несколько человек, такая стайка, группка. Они меня окружили, девушку мою вытеснили, вынули финки, и я почувствовал смертельный холод. Потому что перед тобой несколько человек с ножами. Я говорю: „Что надо?“ Они: „Снимай пальто и кепку“. В то время было очень модно носить „лондонки“, шерстяные такие кепки. Я такую как раз купил за пять рублей, огромнейшие деньги по тому времени. Сняли с меня кепку, сняли пальто. Потом сказали: „Да нет, пальто рваное, оставь себе, лондонку мы забираем. Молодец, что не пикнул“. А кругом милиция ходит. Они так вас обступают со всех сторон, как будто это все свои. Я потом подошел к милиционеру, он говорит: „Да здесь каждый час кого-нибудь или насилуют, или убивают“».

Почему отбирали одежду? 1945 год, легкая промышленность работала едва-едва, одежды у людей просто-напросто не было, большинство мужчин донашивали военную форму. Поэтому на толкучках один из самых ходовых товаров все 1940-е — это одежда, неважно, новая или ношеная.

Распространены кражи белья с чердаков. И краденое белье покупали — дефицит.

Ленинградский уголовный розыск в середине сороковых работал на пределе сил. Ленинград был переполнен отчаявшимися от нищеты людьми. Жилья нет. Деревянные дома на рабочих окраинах либо сожжены, либо разобраны на дрова. Процентов 60 жилого фонда уничтожено или нуждается в капитальном ремонте. Во многие квартиры вселились новые жильцы и не желали отдавать их законным владельцам; правды не найти.

Эдуард Кочергин:

«Ленинградские рабочие отдельных квартир не имеют. Живут в бараках, коммуналках и общежитиях, по несколько человек в комнате. В гости ходят в женское общежитие. Вся жизнь на виду. На заводах очень часто под общежитие пустующие цеха приспосабливали, жили в квартирах без стекол, без окон, с дырками в потолке и в полу. В одной комнате, бывало, жило по 5–10 семей. Жили под лестницами, в подвалах… А общежития сами их жители называли вертепами и концлагерями. В бараках для неженатых жило по нескольку сотен людей. Для семейных норма была больше, но это не означает, что у них были отдельные комнаты. Занавеской отделились друг от друга, кровати поставили: вот вам и 2–3 квадратных метра личной жилой площади».

Город все еще находился фактически на военном положении: въезд-выезд — строго по пропускам. Власти пытались ограничить поток ленинградцев, возвращавшихся из эвакуации. Но тысячи людей проникали сюда нелегально и оказывались в бедственном положении.

На работу без документов, без выписки с разрешением о въезде в город было не устроиться. Вернувшиеся люди оказались без средств к существованию. И это одна из причин резкого всплеска преступности.

Накопилось много специфической послевоенной злобы. Война разрушила миллионы семей, наполнила страну беспризорниками. Молодежь, пережившая ужасы блокады и трудности эвакуации, не очень-то верила в светлое будущее. Каждый выживал сам, в своей стае, по своим, не советским законам. В моде была блатная романтика.

Вот обычная песенка тех лет: