("Мы - гонимый народ, нас всюду преследуют. Мы всегда идем от беды к беде. Мы никому не нужны в этой чужой стране. Мы рождены страдать".)
И хотя ему сейчас трудно, и мысли его вращаются вокруг дома, родного очага, Гольдстейн держится на ногах крепко.
Он идет навстречу ветру.
3.
Взвод форсировал реку и собрался на противоположном берегу.
Следов проложенной им через джунгли тропы почти не было заметно. Последние двадцать ярдов, когда стали видны холмы, люди почти перестали рубить кусты, проползали на животе прямо по траве. Если бы теперь здесь появился японский патруль, он, вероятно, не заметил бы проложенной тропы.
Хирн обратился ко взводу:
- Сейчас три часа. Нам предстоит пройти еще порядочное расстояние. Мне бы хотелось пройти по крайней мере миль десять до наступления темноты. - Среди солдат послышался ропот. - Ну, вы чем-то недовольны?
- Пощадите, лейтенант! - выкрикнул Минетта.
- Если мы не пройдем этот путь сегодня, придется пройти завтра, - сказал Хирн. Он был чуть раздражен. - У вас есть что-нибудь сказать им, сержант?
- Да, сэр, - сказал Крофт, пристально глядя на солдат и ощупывая промокший от пота воротник гимнастерки.
- Я хочу, чтобы вы запомнили, где проложена тропа. Ориентиром могут служить вон те три камня или вон то старое наклонившееся дерево. Если кто-нибудь из вас отстанет, запомните, как выглядят эти холмы. Двигаясь на юг, выходите к реке и будете знать, куда повернуть, направо или налево. - Он помолчал, поправил гранату у пояса. - Теперь мы пойдем по открытой местности, и вы должны соблюдать порядок, какой предписан для разведывательной группы. Не кричать, не собираться в кучу и держать ухо востро. Гребень холмов преодолевать быстро и без шума. Если будете идти как стадо баранов, нарветесь на засаду. - Он погладил подбородок. - Не знаю, пройдем мы десять миль или две, заранее сказать нельзя, но как бы то ни было отправимся мы сейчас.
Послышался глухой ропот, и Хирн слегка покраснел. Крофт фактически свел на нет его распоряжение.
- Ну ладно. В путь, - резко сказал он.
Они двинулись вперед длинной нестройной колонной, устало переставляя ноги. Тропическое солнце обжигало их, его лучи отражались от каждого стебля травы, слепили людей. Из-за жары все сильно потели. Гимнастерки, которые намокли от брызг на катере, не просыхали почти сутки, и материя прилипала к телу. Капельки пота скатывались на глаза, разъедали слизистую оболочку, легкий головной убор не спасал от палящих лучей солнца, высокая трава хлестала по лицу, а бесконечный подъем в гору изматывал силы.
На крутых подъемах сердце билось учащенно, слышались усталые вздохи, лицо обжигал раскаленный воздух. Царило напряженное молчание. Пока разведчики шли через джунгли, они не думали о японцах. Все их внимание уходило на борьбу с густой растительностью и преодоление стремительного течения реки. Мысль о возможной засаде и в голову не приходила. Теперь, на открытой местности, они помимо усталости чувствовали страх.
Мартинес вел колонну строго по прямой через поле. Большую часть пути высокая трава мешала ему ориентироваться на местности, но он то и дело поглядывал на солнце и ни разу не усомнился в правильности направления. Взводу потребовалось только двадцать минут, чтобы пересечь долину. После короткого отдыха солдаты снова начали карабкаться на холмы. Здесь высокая трава была кстати: они держались за нее, поднимаясь на гору или спускаясь по склонам холмов. Солнце продолжало нещадно палить.
Первый страх перед тем, что противник наблюдает за их движением, скоро пропал, его поглотили физические испытания марша, однако новый и более глубокий ужас начал овладевать людьми.
Огромные просторы, лежащие впереди, царящее вокруг молчание - все это заставило их остро почувствовать, что местность эта абсолютно не исследована, что они - первооткрыватели. Им припомнился слух о том, что в этой части острова когда-то жили аборигены и десятки лет назад вымерли от эпидемии сыпного тифа. Немногие уцелевшие переселились на другой остров. До сих пор они не думали о местных жителях, если не считать того, что им не хватало их помощи как рабочей силы. Мартинес вел колонну таким темпом, будто их преследовали. Мысль о том, что здесь жили люди и вымерли, пугала его больше, чем других. Ему казалось кощунственным идти по этой пустой земле, нарушать давно царящий здесь покой.
Крофт воспринимал это иначе. Местность была ему незнакома, и мысль о том, что здесь долгое время не ступала нога человека, даже вдохновляла его. Земля всегда тянула его к себе. Он на память знал каждую пядь той земли, на которой находилась ферма его отца, а эта земля привлекала его своей неизведанностью. Каждый новый вид, открывавшийся с каждого нового холма, доставлял ему огромное удовольствие. Здесь все принадлежало ему, вся земля, которую он разведывал со своим взводом.
Неожиданно он вспомнил о Хирне и покачал головой. Крофт был похож на резвою коня, не привыкшего к узде, которая напоминала ему, что он больше не свободен. Он повернулся и сказал Реду, шедшему за ним:
- Передай по цепочке - пусть поторапливаются.