Нагие и мёртвые

 - Мы гонимый народ, нас всюду преследуют. Мы всегда идем от беды к беде. И это делает нас сильнее и слабее других людей, заставляет нас любить и ненавидеть таких же евреев бЪльше, чем других людей. Мы страдали так много, что научились быть стойкими и будем стойкими всегда.

 Мальчик почти ничего не понимает, но он слышит слова деда, и они оседают в его памяти, чтобы проявиться позже. "Страдать" - вот единственное слово, которое доходит до него сейчас. Он уже позабыл про стыд и страх, вызванный избиением, ощупывает пластырь, как бы решая, не пора ли отправиться поиграть.

 Бедняки, как правило, много перемещаются. Новые дела, новая работа, новые места жительства, новые мечты, которые обязательно разлетаются в прах.

 Кондитерская лавка на Ист-Сайде прогорает, потом прогорает еще одна и еще. Переселение в Бронкс, назад в Манхэттен, в Бруклин. Дед умирает, и мать с Джо остаются одни. Наконец они оседают в Браунсвилле, по-прежнему содержат кондитерскую лавку с таким окном, в котором рама, откидываясь, превращается в прилавок, с такой же пылью на сладостях.

 В восемь - десять лет Джо встает в пять утра, продает газеты и сигареты идущим на работу, а в половине восьмого отправляется в школу. Из школы он возвращается в лавку и сидит там до тех пор, пока пора спать. А мать проводит в лавке почти весь день.

 Годы проходят медленна, в работе и одиночестве. Он странный мальчик, взрослый не по годам, так говорят матери родственники.

 Он услужлив, честен в торговле, но в нем не чувствуется задатков крупного дельца. Для него вся жизнь в работе и в тех близких отношениях с матерью, которые обычно складываются у людей, долгие годы работающих вместе.

 У него есть свои мечты. Во время учебы в средней школе он носится с неосуществимой мечтой о колледже, о том, чтобы стать инженером или даже ученым. В свободное время, которого у него не так много, он читает техническую литературу, мечтает раз и навсегда разделаться с кондитерской лавкой. Но в конечном итоге идет работать клерком на склад, а мать нанимает мальчика для выполнения тех обязанностей, которые раньше лежали на ее сыне.

 У него почти нет знакомых, друзей. Его речь резко отличается от того, как говорят люди, с которыми ему приходится работать, от языка немногих знакомых ему по кварталу ребят. У него в речи почти ничего нет от грубоватого бруклинского говора. Он говорит почти как мать, строго, по правилам грамматики, с легким акцентом, с удовольствием пользуясь литературными оборотами.

 А когда по вечерам он сидит на ступеньках дома и болтает с ребятами, с которыми вместе вырос, за игрой которых в бейсбол и регби на улице наблюдал многие годы, между ними видна существенная разница.

 - Посмотри на нее, - говорит Мэррей.

 - Хороша, - замечает Бенни.

 Джо стыдливо улыбается, сидя среди десятка парней на ступеньках крыльца, смотрит на листву бруклинских деревьев, шелестящую у него над головой в самодовольно-сытом ритме.

 - У нее богатый отец, - говорит Ризел.

 - Женись на ней.

 Двумя ступеньками ниже парни ведут спор о бейсболе.

 - Что ты хочешь сказать? Давай поспорим! В тот день я выиграл бы шестнадцать долларов, если бы победила бруклинская команда. Я ставил два против пяти, а Хэк Уилсон - три против четырех, что бруклинцы выиграют. Но они проиграли "Кабсам" семь - два, и я проиграл тоже. Какое же пари ты хочешь держать со мной?

 От глупой искусственной улыбки мускулы на лице Гольдстейна устали.

 Мэррей толкает его в бок.

 - А почему ты не пошел с нами на двойной матч "Гигантов"?

 - Не знаю. Я как-то никогда особенно не увлекался бейсболом.

 Еще одна девушка проходит мимо в бруклинских сумерках, и любитель покривляться Ризел устремляется за ней, изображая из себя обязьяну. "Уии", - свистит он. А ее каблуки выбивают кокетливые трели брачной песни птиц.

 "Хороша пышечка".

 - Ты не состоишь членом "Пантер", Джо? - спрашивает девушка, сидящая рядом с ним на вечеринке.

 - Нет, но я знаю всех их. Хорошие ребята, - отвечает он.

 В девятнадцать лет, уже окончив школу, он отращивает светлые усы, но ничего хорошего из этого не получается.

 - Я слышала, что Лэрри женится.

 - И Эвелин тоже, - отвечает Джо.

 - Да, она выходит замуж за адвоката.

 В середине подвала на расчищенном пространстве молодежь танцует стильный танец; спины молодых людей изогнуты, плечи двигаются вызывающе.

 - Ты танцуешь, Джо?

 - Нет. - Вспышка злости на остальных. У них есть время танцевать, время учиться на адвокатов, хорошо одеваться. Вспышка быстро проходит, но он чувствует себя неловко.

 - Извини меня, Люсиль, - говорит он, обращаясь к хозяйке вечеринки, - мне нужно идти, я должен рано вставать завтра.

 Передай мои глубокие извинения своей маме.

 И снова в половине одиннадцатого он уже дома. Он сидит за стареньким кухонным столом, пьет с матерью горячий чай. И снова у него грустное настроение.

 - В чем дело, Джо?

 - Так, ничего. - Она знает, в чем дело, и это для него невыносимо. - Завтра у меня много работы, - говорит он.

 - На обувной фабрике тебя должны бы больше ценить за то, что ты делаешь.