Нагие и мёртвые

 Гольдстейн снова взялся за карандаш и начал писать: "Я не знаю, как быть, дорогая. Иногда все так противно, что хочется умереть. Ужасно неприятно признаться, но я просто ненавижу ребят, с которыми служу. Это какая-то кучка антисемитов... Откровенно говоря, дорогая, здесь забываешь о всяких идеалах. Всем известно, что происходит с евреями. В общем, я не знаю, за что мы боремся..."

 Гольдстейн прочитал написанное и с раздражением перечеркнул все. Несколько минут он сидел, охваченный леденящим страхом. Он чувствовал, что теряет всякую уверенность в себе. Он ненавидел всех людей, с которыми ему доводилось жить и работать, и не мог припомнить ни одного момента в прошлом, когда он любил кого-нибудь из тех, кого знал. Гольдстейн с трудом переборол это чувство и начал снова старательно писать: "Мне пришла в голову хорошая идея. Возможно, нам следует попытаться сделать кое-что из железного лома на свалках. Туда выбрасывают много всяких вещей, которые после незначительного ремонта могут снова пойти в дело, даже если вид у них неважный".

 Просидев на одном месте несколько часов подряд, Уилсон заерзал, забеспокоился. Настроение благополучия начало постепенно исчезать. Действия Уилсона во время и после выпивок всегда проходили в одинаковой последовательности: первые несколько часов он чувствовал себя счастливым; чем больше он пил, тем большее превосходство испытывал по отношению к тем, кто не пил. Но через некоторое время он начинал ощущать потребность в каком-то действии; если не находил его, ему становилось скучно, и он немного трезвел. Обычно он уходил из бара или из дома, где выпивал, и бродил по улицам в поисках приключений. Очень часто он просыпался на следующий день в кровати какой-нибудь незнакомой женщины, или в кювете, или на дивана в гостиной своего маленького каркасного домика. И почти никогда не мог вспомнить, что с ним произошло и где он бывал накануне.

 Сейчас Уилсон выпил остатки из третьей фляги и шумно вздохнул. Голос его стал хриплым.

 - Ну, что же мы будем делать дальше, ребята? - спросил он.

 Крофт, покачиваясь, поднялся на ноги и засмеялся. Он вообще сегодня почему-то часто и беспричинно посмеивался.

 - Я, например, пойду спать, - заявил он.

 Уилсон покачал головой и наклонился вперед, чтобы ухватить Крофта за ногу.

 - Сержант... - начал он рассуждать заплетающимся языком, - я хочу позвать тебя... потому что... ты ведь сам догадываешься, сержант, незачем ложиться спать, потому что целый час, а может быть, даже два будет еще совсем светло...

 Лицо Галлахера расплылось в кривой улыбке.

 - Ты что, не видишь, что ли? У Крофта глаза слипаются, - сказал он.

 Крофт наклонился и схватил Галлахера за воротник.

 - Это неважно, что я пьян... Никто из вас не имеет права так разговаривать со мной... Никто. - Он резко оттолкнул Галлахера. - Я ведь все запомню... кто, что и как говорил... - Голос его стал ослабевать. - Я все запомню... Вот завтра утром увидите. - Он замолчал и снова засмеялся, а потом несколько неуверенно зашагал к своей палатке.

 Уилсон в раздумье перекатывал с места на место пустую флягу.

 Он громко рыгнул.

 - И все-таки что мы будем делать дальше, ребята? - спросил он еще раз.

 - Мы слишком быстро выпили все виски, - заметил Мартинес.

 Он начал впадать в уныние при воспоминании о том, что израсходовал на виски так много денег.

 Уилсон наклонился вперед.

 - Послушайте, ребята, - начал он с заговорщическим видом, - у меня хорошая идея. Вы знаете, у этих япошек есть передвижные бардаки, которые сопровождают их до самой линии фронта.

 - Откуда тебе это известно? - поинтересовался Галлахер.

 - Я слышал об этом. Это точно. Почему бы нам не попробовать, ребята, пробраться ночью в тыл к япошкам и не навестить их бардачок?

 Ред сплюнул.

 - Ничего хорошего ты в их желтых кошечках не найдешь.

 Галлахер резко наклонился вперед и авторитетно произнес:

 - Это вам не негритянки.

 Уилсон рассмеялся и уже забыл о своем плане вылазки в тыл к японцам.

 Ред вспомнил о телах убитых японских солдат. Сначала он почувствовал какое-то странное возбуждение, а потом на какой-то момент его охватил страх. Он оглянулся через плечо на джунгли.

 - А почему бы нам не пойти поискать сувениры? - спросил он с напускной храбростью.

 - Где? - спросил Уилсон.

 - Да здесь, вокруг. Ведь должны же здесь быть убитые японцы, - ответил Ред.

 Уилсон захохотал.

 - Там есть, есть они! - скороговоркой выпалил он. - Там, в двухстах - трехстах ярдах от того места, где перегонный куб... Там был бой. Я помню, мы проходили как раз мимо них... Совсем близко...

 - В ту ночь, когда мы стояли на реке, - вмешался Мартинес, - там были японцы. Они тогда подошли почти сюда.

 - Верно, - радостно подтвердил Уилсон. - Я слышал, что они продвинулись сюда на танках.

 - Ну что же, давайте пойдем и посмотрим, - предложил Ред. - Как-никак, а по паре сувениров-то мы заслужили.

 Уилсон поднялся на ноги.

 - Первое, что я делаю, когда здорово выпью, так это брожу и брожу вокруг, - сказал он, описав рукой окружность. - Вставайте, ребята, пойдем поищем.

 Остальные трое посмотрели на него в некотором оцепенении.