— Сжег заживо. И его, и всех, кого мог найти из ближайшего окружения. Привязал всех к столбам, взял огнемет и… — Рафик так глубоко затянулся, что сигарета заалела. — Но и меня не простил. Отправил в тюрягу на пятнадцать лет. Сам понимаешь, как легко каждого из нас можно было посадить, у всех руки в крови.
— То есть он с тобой поступил по-божески?
— Получается, так. Мог бы сжечь, как Кощея и его приспешников.
— Ты вышел?…
— Семь лет назад. Домой вернулся, в Капотню. Но меня там не ждали. Родители умерли, младшая сестра осталась. Она вышла замуж, родила троих. И они впятером жили в нашей малогабаритной трешке. Мне там места не было. Но я имел право хотя бы на комнату. Тем более все, что было в квартире, когда-то я покупал. Мебель, технику, посуду. Они пользовались всем этим, ничего нового не приобретая. Да и зачем? Я же все лучшее домой тащил. Холодильник, телик, микроволновка, все работало. И финский унитаз ни разу не ломался. Моя сестра с муженьком хорошо устроились на всем готовеньком. Предполагаю, они не ожидали моего возвращения. Думали, меня грохнут в тюряге.
— Они тебя выгнали?
— Не посмели. Решили отселить — комнату мне купить в общаге. Это по официальной версии. Но в итоге меня отселили в какой-то аварийный барак, который вскоре загорелся якобы по моей вине. Типа, заехал урка, все поджог. На меня начали наезжать кореша, с которыми бухал, требовать компенсации. Я понимал, что если дам волю чувствам, кого-нибудь прикончу и снова вернусь в тюрьму. Тогда я осознал, что мне для счастья не нужен дом, семья, друзья. Главное — свобода. И я ушел в никуда.
— О Лешем за эти годы слышал?
— Да, доходили слухи, что он совсем слетел с катушек. Отморозился. Общак присвоил. Когда с него спросили, заявил, что ему эти бабки нужнее. Бункер якобы какой-то строить начал. А в нем и братва схорониться сможет. Не понравилось это другим ворам, кончили Лешего.
— Когда?
— В 2006-м вроде. Я, когда вышел, ради интереса поехал в поселок, где был дом Лешего. До него в ней какой-то большой коммунистический член обитал. То есть здание было внушительное, при Сталине построенное. Со звездами, серпами-молотами. Но то ли погорело оно, то ли сильно обветшало, и на его месте какой-то безвкусный дворец появился. Как потом оказалось, близкого к кормушке певца. То есть и следа на земле не осталось от Лешего.
— И хорошо. Так кто из прошлого вынырнул? Кто-то из тех, с кем он имел дело?
— Он сам.
— Леший?
— Да. Он тут тусил, на нашем Пятаке.
— Не умер, а сбомжевался?
— Не-а. Прикинулся бездомным. Одежку потрепанную надел. Бороду наклеил и брови косматые. Холеные ручки под перчатками спрятал. Слился с толпой. Но я его сразу узнал.
— Как? Ты его больше двадцати лет не видел…
— Его глаза не спутаешь ни с чьими.
— А что с ними не так?
— Так просто и не объяснишь. Пустые они, как у дохлой рыбы. Не по цвету — по выражению. А еще в уголке правого черная точка. Будто маленькая родинка. Леший родился с этой аномалией. Его бабка считала эту точку меткой дьявола. Все твердила, что внук может сглазить кого угодно, и била за это нещадно. Из-за старухи и псориаз у него начался. Он же от нервов обычно. А бабка жутко издевалась над пацаном. Родители пили, подкинули его полоумной старухе, она-то его и сломала.
— Откуда ты все эти подробности знаешь? Неужто такой авторитетный бандит с охранником откровенничал?
— Нет, конечно. Ни со мной, ни с корешами, ни с женой. Имелся у него свой психолог. Прикинь, каким Леший был продвинутым дядькой? Тогда их и специалистами не считали. Разве что интеллигенты. А для братвы это была петушиная тема. Но Лешему по барабану чье-то мнение. Он, правда, не афишировал, но и не особо скрывал. Психолога, кстати, вместе с остальными убили в доме. Он жил в особняке. А я имел доступ в его кабинет, и записи иногда из любопытства просматривал. Жаль, их мало было, терапия только началась.
— Как думаешь, связан Леший с убийствами?
— Не его, как будто, уровень. Если жив до сих, и никто не знает об этом, значит, при бабле и на рожон не лезет. Меня не лично на перо поставил, помощнику своему поручил. Он тоже тут терся, только не на самом Пятаке, а за воротами.
— Не боишься, что вернутся и добьют?
— Очень надеюсь, что вернутся, поэтому тут. Но добить себя я не дам. Удар приму и отражу. — И продемонстрировал несколько комбинаций блок-захват-удар.
— Отлично у тебя получается.
— Мастерство не пропьешь. Я не только силач, но и боец. Ладно, потопал я к Люське. Любви захотелось мне.
Он встал из-за стола, собрал посуду и понес ее к мешку для мусора. На полпути остановился, обернулся:
— Знаешь, че подумал? Я жив. Леший тоже. Осталось Кощею воскреснуть. И все неубиваемые твари будут в сборе.