Наондель

Она по-прежнему стояла, подняв ладони, и я почувствовала, как из нее течет сила. Дар источника. Мужчина что-то пробормотал себе под нос, потом посмотрел на «Наондель».

– Вам понадобится помощь с такелажем.

Не говоря больше ни слова, он взошел на борт. Совместными усилиями мы подняли парус. Я была благодарна ему за помощь, давно мне не приходилось иметь дело с такелажем. Потом мы сердечно его поблагодарили. Хотели подарить ему часть наших припасов, но он отказался. Стоя у лодочного сарая, он смотрел нам вслед, когда мы тронулись в путь. Руль в моих руках наполнял меня спокойствием. Мы плывем. У меня есть лодка. Но в сознании остались слова Эстеги.

– Твои родители правда отказались от тебя?

Она кивнула.

– Мне пришлось покинуть дом, потому что у моих родителей не хватало денег на приданое. У тебя было так же?

Она покачала головой.

– Нет. Это произошло еще в детстве. Я не…

Она осеклась. Не хотела продолжать. Я оставила ее в покое. О некоторых вещах трудно говорить.

Сулани

Их было семеро. Больше, чем нас. На лошадях, в тяжелых доспехах. У меня были мои ножи, я могла убить двух или трех из них. Может быть, и больше, но за это время они успели бы ранить кого-то из других женщин. Или взять их в плен. Забрать нас и увести обратно в клетку. Вернуть ему. Полководцу, тому мужчине, монстру, визирю, Искану.

Они быстро окружили нас. Иона лежала на земле у ствола дерева. Орсеола сидела на корточках рядом с ней, положив одну руку на ствол дерева. Гараи стояла рядом со мной, не прячась и не сгибаясь. Но что она могла сделать, чтобы помочь мне?

Сотник, молодой мужчина с коричневой бородкой, в тяжелых боевых перчатках, обратился к Кабире:

– Кабира ак Малик-чо, ваш супруг требует вашего присутствия в Охаддине. Немедленно.

Кабира высокомерно взглянула на всадника.

– Скажи моему супругу, визирю Каренокои, что вам не удалось разыскать его жену.

Взгляд сотника забегал. Окинул всех нас. Он начал собирать в ладонь поводья, чтобы развернуть свою лошадь, и я заметила, что его солдаты делают то же самое.

Но потом он вздрогнул и нахмурился.

– Вы последуете за нами. Немедленно.

Он сделал знак солдатам, и трое из них, засунув мечи в ножны, слезли с лошадей.

Солдаты разыскивали именно нас. Оказалось не так просто заставить их забыть, что они нас видели, как это было с другими людьми, не знавшими, кто мы такие.

Орсеола продолжала бормотать все более настойчиво. Кроны деревьев шуршали, шептались на ветру. Мертвые листья захрустели под сапогами солдат, когда они направились к нам. Один из них подошел к Ионе. Двое других – к Кабире, Гараи и мне.

Гараи протянула руки к одному из них.

– Нет, – произнесла она, и он замер на месте. Рот у него был полуоткрыт, оружие поднято, но единственное, что в нем двигалось – это глаза.

Выхватив кинжал, отобранный у солдата на стене, я накинулась на другого. Он не был к этому готов, я вонзила нож ему в глаз, и он умер мгновенно. Сотник что-то выкрикнул и двинулся на меня с тремя оставшимися на лошадях.

Шуршание в роще становилось все сильнее, сливаясь с бормотанием Орсеолы. Я толкнула Кабиру на землю, и бросила второй нож Гараи, одновременно сдерживая лошадь сотника. Дотянуться до него ножом я точно не могла, поэтому кинулась в сторону и перерезала горло солдату, склонившемуся над Ионой. Схватила его меч и развернулась.

Лошадь сотника заржала и взвилась на дыбы. Один из конных солдат закричал и принялся махать руками перед лицом. И тут все солдаты утратили контроль над своими лошадьми, которые принялись ржать, брыкаться, лягаться, вставали на дыбы, пытаясь сбросить своих всадников.

Отовсюду ползли насекомые. По лошадям, по кольчугам солдат, по их незащищенным лицам. Ползли, шуршали, кусались, атаковали. Жуки, муравьи, пауки, тараканы, сороконожки, вызванные из гнилых пней, стволов деревьев, темных нор в земле. Мужчины и их лошади словно сошли с ума. Они кричали и бились, мечи со звоном попадали на землю. Только тот, которого остановила Гараи, стоял неподвижно, пока жуки и тараканы ползли по его открытым глазам, по волосам и ушам, по всему его телу, пока он весь не покрылся черными шевелящимися доспехами. Тут он рухнул на землю. Дернулся пару раз и замер.

Ни одно насекомое не тронуло нас, женщин.

Солдаты полностью потеряли власть над лошадьми, те кинулись прочь, унося своих всадников. Мы слышали, как удаляется топот копыт. Потом наступила тишина, в которой слышалось лишь шуршание и шебаршение миллионов и миллионов насекомых.

Я взглянула на Орсеолу. Она ответила мне улыбкой.

– Деревья умеют разговаривать друг с другом, – пояснила она. – Просто большинство из них забыло об этом. Я помогла им вспомнить. Они могут также призвать насекомых, когда грозит опасность. Они это прекрасно умеют.

Она похлопала по стволу, и насекомые стали уходить в свои норки и укрытия.

Гараи поймала за уздечку одну из лошадей павших солдат, стояла и разговаривала с ней мягким спокойным голосом. Лошадь прижала уши, глаза ее перекатывались, но она, вся дрожа, стояла на месте.

– Подержи ее, – сказала она мне. – А я поймаю еще одну.