Наондель

Я сделала, как она сказала: взяла лошадь за уздечку, стала гладить ее и успокаивать.

Кабира села, скрестив ноги, около Ионы, неподвижно лежавшей на земле под деревом. Орсеола растянулась рядом с ними и заснула.

Никто не проронил ни слова.

Мы не знали, сколько времени в нашем распоряжении.

Нам оставалось только ждать.

Прошло немало времени, пока Гараи вернулась с гнедым жеребцом. Он послушно следовал за ней, хотя она не держала его за поводья.

– Лошадей мы отправим на север, – сказала она. – Четыре женщины вполне могли на них ускакать. Это может сбить с толку нашим преследователей. Хотя бы на время.

– Будем надеяться, – фыркнула Кабира.

Я посмотрела на Гараи.

– А как мы объясним лошадям, что им надо идти на север?

Она погладила гнедого жеребца, который терся мордой о ее щеку.

– Не идти. Скакать галопом, оставляя после себя отчетливые следы.

Гараи поманила к себе жеребца, которого держала я, и он тут же пошел к ней. Она сняла с них седла и уздечки. Потом встала между ними, что-то негромко им говоря. Оба коня склонили головы к беловолосой женщине, направив к ней свои уши. Она прикоснулась к их мордам и лбам, мягко погладила за ушами. Гнедой жеребец заржал и вскинул голову. И тут же галопом поскакал прочь, а второй устремился за ним.

Подняв одно из седел, я отнесла его к реке и закинула так далеко, как могла. Гараи притащила второе и сделала то же самое. Мы сели рядом с Ионой и стали ждать.

Кларас

Лодка прекрасно шла по реке. Вода блестела у меня перед глазами. Штурвал в моих руках казался легким и мягким. Скрипели снасти, когда ветер наполнял паруса, и мы с хорошей скоростью шли вниз по реке, подгоняемые и ветром, и течением. Все как прежде. В точности так, как мне виделось в снах. Пока мы не в безопасности. Но сердце мое пело, как парус нашей лодки. Даже если они найдут нас теперь, даже если я умру, проткнутая мечом, продырявленная стрелой, то умру свободной. А живой они меня не возьмут, в этом я себе поклялась. Ребенок во мне не дергался, не брыкался. Но и не спал, я это чувствовала – лежал и покачивался в такт лодке, удивляясь всему новому. Всему замечательному.

Эстеги сидела на носу, неотрывно вглядываясь в восточный берег, обшаривая взглядом каждую рощицу. Я смотрела только вперед. На юг. К морю. Теперь до него уже совсем рукой подать. Я ощущала на губах его вкус. От волнения и нетерпения по коже бегали мурашки. Скоро. Скоро мы будем там.

– Вон они! – крикнула Эстеги. – Я их вижу! Остановись!

Я неохотно повернула штурвал. «Наондель» сразу же отвечала на все команды. Я опустила парус. Почти беззвучно лодка подошла к берегу. Я кинула якорь, а Сулани вошла в воду и пошла навстречу лодке. Она держала ее, пока остальные быстро и без единого слова залезали на борт. Эстеги подалась вперед и положила ладонь на руку Сулани, их глаза встретились. Лицо Сулани осветилось, стало прекрасным, как закат над морем. Так же быстро это выражение исчезло.

Гараи придержала лодку, пока Сулани вернулась на берег и принесла Иону. Бережно подняла ее и положила в лодку. Лицо у Ионы было белое, как простыня, глаза закрыты.

– Она мертва? – Эстеги склонилась над девочкой, подложила ей под голову пустой мешок.

– Нет. – Гараи последней забралась на борт и села возле Ионы. Погладила ее по лбу. – Но ей недолго осталось.

Я тронула снасти, чтобы снова поднять парус. Гараи подняла ладонь.

– Подожди. Иди сюда.

Я подняла маленький мешок Эстеги и убрала припасы. Потом села на корточки на палубе вместе с остальными.

Я все видела предельно ясно. Сила из черепа так долго поддерживала в ней жизнь. Держала ее смерть на расстоянии. Но теперь от этой силы осталось одно пульсирующее пятнышко в глубине позади ее лба. Оно почти растаяло. В нас всех жила сила источника, хотя и по-разному: в ладонях, в руках, в глазах в сердце, на устах. Но в Ионе она почти угасла.

Когда она угаснет совсем, Иона умрет.

Тут она открыла глаза.

– Сестры, – проговорила она слабым, но ясным голосом.

Потом снова закрыла глаза. Сила в ней дрогнула, как слабое голубое пламя.

Гараи достала свой нож. Приложила его к груди Ионы, напротив сердца, острием вниз.

Эстеги вскинула руки.

– Нет! Не делай этого!

– Это нужно, чтобы спасти ее. Положись на меня.

Она посмотрела на Эстеги, и та медленно опустила ладони.

Гараи посмотрела нам в глаза, каждой по очереди.

– Вы доверяете мне?

Мы кивнули. Мы должны доверять друг другу. Иначе мы погибнем.

Гараи медленно опустила острие ножа на грудь Ионы, коснулась бледной кожи.

– Я приношу тебя в жертву, – громко сказала она. Передала нож Эстеги.

– Я приношу тебя в жертву, – произнесла Эстеги, дрожащей рукой поднося нож к сердцу девочки, словно собираясь воткнуть его туда. После нее нож взяла Орсеола.

– Я приношу тебя в жертву.

Каждая из нас брала нож и, произнося слова, подносила к ее груди. Мне выпала последняя очередь. Рукоять ножа была теплая от рук других.

– Я приношу тебя в жертву.

Огонек силы дрогнул в последний раз. Что-то перешло от Ионы в нас всех. Крошечная частичка ее силы. Память о том, какой она была. Дар источника, или дар от нее самой.

Грудь Ионы больше не вздымалась.