– Нет, но… – Жермен колебался, не зная, как объяснить. –
– Правда? А
– Нет. Он просто сказал слушать. А еще я был… то есть я все еще являюсь слугой его светлости, его ординарцем. Мой долг – служить ему.
Жермен был невероятно серьезен, и у Фергуса защемило сердце. Он так и не смог научиться издавать горловые звуки подобно шотландцам – и отчаянно завидовал этому их умению, – но прекрасно умел выражать чувства фырканьем.
– Со слов солдат, Грей военнопленный. Ты собираешься последовать за ним в тюрьму или каземат? Уверен,
Упоминание Марсали подействовало: Жермен опустил взгляд и прикусил губу.
– Нет, я не… то есть, папа, я должен пойти и убедиться, что мсье Бошан не причинит ему вред. И что у милорда есть еда. Ты же не хочешь, чтобы он голодал?
– Милорд выглядит так, будто хорошо питается, – возразил Фергус, но выражение упрямства на лице Жермена заставило его сделать шаг по направлению к палатке.
Жермен тут же просиял и взял отца за руку.
– С чего ты взял, что мсье Бошан хочет навредить его светлости? – остановившись, спросил Фергус.
– Потому что его светлости он не нравится, и
– Содомита? – Фергус замер.
–
Содомит? Интересно-то как. Наблюдательный от природы и опытный в отношении секса Фергус некоторое время назад пришел к подобному заключению о предпочтениях лорда Грея, но не стал говорить об этом Джейми, ведь английский лорд был другом отца. Знает ли отец об этом? Как бы там ни было, это осложняет отношения его светлости и Бошана, и Фергус шел к палатке с чувством настороженного любопытства.
Если бы в палатке происходило что-то неприличное, Фергус закрыл бы Жермену глаза и оттащил, но им даже не довелось войти внутрь – ткань колыхалась так, как не смогло бы пошевелить ее даже самое извращенное сексуальное действо.
–
Лорд Джон выбирался из-под дальнего края палатки, ругаясь по-немецки. Засмотревшись на это зрелище, Фергус не заметил, что Бошан вышел, пока не вскрикнул Жермен. Обернувшись, Фергус застал сына у себя за спиной. Жермен подошел к нему на удивление тихо, но сейчас был неподходящий момент, чтобы хвалить его за это. Схватив сына за руку, Фергус подтащил его к груде дырявых бочек, за которой они и спрятались.
Раскрасневшийся Бошан быстро уходил прочь, метя по земле полами элегантного пальто. Лорд Джон встал на ноги и побрел в другом направлении, к лесу, не заботясь о своей одежде. Что он, черт возьми, делал, одетый подобным образом?
– Что будем делать, папа? – шепнул Жермен.
Фергус задумчиво посмотрел на Бошана. Тот шел к большому трактиру, некогда бывшему штабом генерала Вашингтона. Если Бошан остается с Континентальной армией, его потом при необходимости можно будет снова найти.
– Папа, мы пойдем за лордом Джоном? – Жермен аж дрожал от нетерпения, и Фергус успокаивающе положил ему руку на плечо.
– Нет, – не без сожаления ответил он – ему и самому было интересно, что задумал лорд Джон. – Он явно затеял что-то важное, и мы можем лишь навлечь на него опасность.
Фергус не стал упоминать, что лорд Джон, скорее всего, направляется на поле боя – это лишь побудило бы Жермена к преследованию.
– Но… – Жермен был упрям не меньше, чем его мать-шотландка, даже его светлые брови сейчас выгнулись так же, как у Марсали, и Фергус с трудом подавил улыбку.
– Он будет искать либо твоего
Фергус не стал говорить сыну, что беспокоится о Марсали и остальных детях, которые остались одни. После ухода английской армии и орды лоялистов в городе не стало безопасней. Филадельфию наводнили мародеры и преступники, желающие поживиться брошенными вещами беглецов. К тому же в городе оставалось еще много тех, кто симпатизировал лоялистам, но боялся в этом признаться и предпочитал действовать по ночам.
– Идем, – тихо сказал Фергус и взял сына за руку. – Нужно добыть еды в дорогу.
Джон Грей брел по лесу, спотыкаясь – одним глазом виделось не так хорошо, как двумя. Он не пытался идти скрытно. Клэр наложила на его больной глаз корпию и профессионально перевязала, сказав, что так и глаз будет защищен, и воздух к нему будет проникать, подсушивая кожу. Так и вышло – веки уже болят меньше, правда, они склеились, но зато Грей теперь выглядит как раненый американский солдат, которого оставили в лагере. Его не станут останавливать и расспрашивать.