Напоминание о нем

А я хотела просто увидать нашу дочь, Скотти. Просто взглянуть на нее. Я не пришла забирать ее, хотя, думаю, ни Леджер, ни твои родители не представляют себе, как это – месяцами носить в себе крошечного человечка, чтобы потом его вырвали у тебя из рук и унесли, не дав тебе даже посмотреть на него.

Знаешь, когда заключенные женщины рожают в тюрьме и если их срок подходит к концу, то им иногда позволяют оставить ребенка с ними. Такое чаще бывает в колониях, где сроки заключения меньше. Иногда в тюрьмах тоже, но редко.

А в моем случае я родила Диэм в самом начале своего срока, поэтому ее нельзя было оставить со мной. Она была недоношенной, и, едва она родилась, у нее обнаружились проблемы с дыханием, и ее тут же забрали в реанимацию. А мне дали аспирина, такие огромные таблетки, и быстро увезли меня обратно в камеру с пустыми руками и пустой маткой.

В зависимости от обстоятельств иногда матерям разрешают сцеживать молоко, его сохраняют и передают ребенку. Но мне и тут не повезло. Мне не разрешили сцеживаться и не дали ничего, что могло бы остановить приход молока.

Через пять дней после рождения Диэм я сидела в уголке тюремной библиотеки и плакала, потому что молоко пришло, моя одежда промокла насквозь, я была физически измучена и эмоционально убита.

И тогда я встретила Иви.

Она была тут уже давно и знала про всех охранников, кого о чем можно попросить и кто что позволит. Она увидела, что я плачу и читаю книжку о послеродовой депрессии. Потом она увидала мою мокрую рубашку, отвела меня в ванную и помогла вымыться. Она аккуратно складывала полотенца квадратиками и давала мне по одному, чтобы я засовывала их в лифчик.

– Мальчик или девочка? – спросила она.

– Девочка.

– Как ты ее назвала?

– Диэм.

– Хорошее имя. Сильное. Она здорова?

– Она недоношена, и ее забрали, как только она родилась. Но акушерка сказала, с ней все в порядке.

Когда я сказала это, Иви моргнула.

– Они дадут тебе ее увидеть?

– Нет. Не думаю.

Иви покачала головой. Тогда я еще этого не знала, но Иви умела выражать отдельные слова и целые фразы, просто по-разному качая головой. Постепенно, за годы, я выучила все это, но в тот день я еще не знала, что то, как она покачала тогда головой, означало: «Вот же сволочи».

Она помогла мне высушить рубашку, а когда мы вернулись в библиотеку, она посадила меня на мое место и сказала:

– Вот что ты теперь сделаешь. Ты прочтешь все книги в этой библиотеке. И довольно скоро ты начнешь жить в разных ярких мирах этих книг, а не в тусклом мире этой тюрьмы.

Я никогда особенно много не читала. И ее план мне не понравился. Я кивнула, но она заметила, что я ее не слушаю.

Она взяла с полки книгу и протянула мне.

– Они забрали твоего ребенка. Ты никогда этого не забудешь. Так что решай здесь и сейчас. Ты хочешь жить со своей тоской или хочешь умереть от нее?

Этот вопрос ударил меня под дых – в самое нутро, где больше не было моей дочери. Иви не читала мне мораль. Во многом это вышло как раз наоборот. Она не говорила, что я переживу то, что чувствую, или что потом станет легче. Она говорила, что это – несчастье, которое сейчас со мной, – и есть моя новая реальность. И я могу или научиться жить с ней, или позволить ей поглотить меня.

Я сглотнула и ответила:

– Я буду с этим жить.

Иви улыбнулась и сжала мне плечо.

– Ну вот то-то, мамочка.

Иви не знала, что в тот день своей грубой честностью она спасла мне жизнь. Она была права. Моя реальность никогда уже не станет прежней. Она не была прежней с тех пор, как я потеряла тебя, а утрата дочери только оттолкнула меня еще дальше от хоть какого-то внутреннего равновесия.

То, что я чувствовала, когда ее забрали у меня – это такое же полное несчастье, какое я чувствую сейчас.

Леджер и понятия не имеет, насколько то, что он сделал сегодня, разбило несколько оставшихся от меня кусочков.

Иви так и не знает, насколько те ее слова, сказанные почти пять лет назад, до сих пор как-то спасают меня.

Может, я так и назову своего котенка. Иви.

С любовью,

Кенна.

14

Леджер

Пока я ехал домой, Патрик позвонил мне три раза, но я не стал отвечать, потому что слишком сильно злился на Кенну, чтобы еще и разговаривать про нее. Я надеялся, что Ландри не слышали, как она билась в их дверь, но, судя по всему, слышали.

Когда я подъехал к дому, Патрик ждал меня во дворе. Он заговорил, когда я еще не вышел из машины.

– Чего ей надо? – спросил он. – Грейс в ужасе. Как ты думаешь, она будет бороться против лишения прав? Адвокат говорил, что это невозможно. – Идя за мной в кухню, он продолжал сыпать вопросами.

Я кинул ключи на стол.

– Патрик, я не знаю.

– Не стоит ли нам получить запрет на приближение?

– Не думаю, что у вас есть основания. Она никому не угрожает.

Патрик мерил шагами кухню, а мне казалось, что он становится меньше ростом. Я налил стакан воды и дал ему. Он выпил его залпом, сел на стул и закрыл голову руками. – Последнее, что нужно Диэм, чтобы эта женщина появлялась и исчезала из ее жизни. После того, что она сделала со Скотти… Мы не можем…

– Она тут больше не появится, – сказал я. – Она слишком боится того, что мы вызовем полицию.