Напряжение сходится

Все трое прибывших на авто князей дружно вздохнули и посмотрели на сию личность весьма скептически — как и положено смотреть на человека, который всякий раз, продуваясь в карты и занимая в долг, пытался знакомиться заново и занимать деньги по второму кругу. Понятное дело, все они были знакомы и ранее, что не приносило им ни малейшего удовольствия — равно как и понимание, что стребовать деньги с этого человека — дело совершенно гиблое и бесперспективное. Причем ситуация усугублялась тем, что и давать взаймы ему тоже придется, и неоднократно — потому что не было в империи другого человека, который мог бы обойти, казалось, абсолютно любые бюрократические проволочки и формальности, довлеющие даже над интересами высокородных — максимально быстро, безо всякой возни с документами и прошениями. Денег князь Давыдов за решение проблем не брал категорически, а вот занимал охотно; ну а уж если проиграть ему крупную сумму в карты и поделиться проблемой — то, можно сказать, никакой проблемы у вас более и нет. Только вот играл князь по-крупному — да так, что иногда даже сиятельные господа решали, что уж лучше перетерпеть, чем зазывать к себе на вечер преферанса этого известного балагура, выпивоху, героя всех малых и больших войн и крайне живучую личность.

— Оставьте, князь, вас знают даже окрестные белки, — махнул рукой князь Панкратов.

— Мой род знаменит и влиятелен!.. — одобрительно икнул Давыдов и все-таки оперся на друга. — Итак, все в сборе? Все готовы? — обвел он их суровым взглядом.

— По всей видимости, — скупо ответствовал ему Долгорукий.

— Отлично!.. — Гусар развернулся к товарищу: — Где вино и бабы?!

— Какие бабы, Василий? — одернул его с укоризной князь Шуйский. — Я же тебе сказал — идем свататься!

— Но я не хочу!

— Василий, ты обещал.

— Ну раз так… — резко погрустнел гусар и, со вздохом посмотрев на неокольцованный безымянный палец, собрался и рыкнул: — Где дама?!

— Василий, сватаем не тебя!

— Где хотя бы лошадь?!

— Не позорь меня!.. — зло шикнув, ткнул его спутник локтем в бок.

— А что?! Я не могу сватать без лошади! Мне что, идти пешком?!

— Господа, прошу понять, но у меня самолет! — раздраженно вмешался князь Галицкий. — Давайте мы быстро сходим до этого Еремеева, сосватаем его дочку и разъедемся?..

— Я слышал, у него две дочери, — кашлянув, вмешался Шуйский.

— Господа, а кто-нибудь знает, сватаем к старшей или младшей? Я как-то не уточнил, — задумался Долгорукий.

— К старшей, — мрачно ответил Панкратов.

— Вы готовы дать гарантии? — ворчливо поинтересовался Сергей Михайлович.

— К демонам подробности, давайте сосватаем обеих! — всплеснул руками Галицкий. — Потом от одной откажется, всего-то дел!

— Князь, вам бы к нам в полк!

Неожиданно со стороны машин послышалось оживление, привлекшее внимание сиятельных господ достаточно, чтобы оборвать дискуссию и повернуться.

— Что там? — бросил фразу Панкратов в толпу.

— Господин, тут некие молодые люди. Говорят, со стороны Самойлова, называют его женихом. Хотят передать вам какие-то бумаги, — ответствовал дюжий охранник, перекрывая кому-то дорогу своим телом.

— Пропустить.

Из толпы вышли трое юношей лет двадцати, одетых в солидные костюмы, пошитые наверняка по индивидуальной мерке — столь отлично они сидели на широких плечах высокого и статного юноши в темных очках, на более субтильном теле чуть сутулого парня с сильным шрамом около глаза, и даже на вполне обычной комплекции третьего — с умным лицом и взглядом, который никак не удавалось поймать, одежда тоже была как влитая. Но куда более внимание князей привлекала красная бабочка, зацепленная на воротник белоснежных сорочек. За этой деталью терялось нечто куда более специфичное, чем одежда, а именно поведение, манера двигаться и дышать, в которых не было ни грамма пиетета и страха перед влиятельными и могущественными людьми, что стояли перед ними. Нечто подобное не было чем-то совсем уж особенным — например, приближенные советники князей вели себя именно так, прекрасно понимая, какой мощью они прикрыты перед остальным миром. Но этим вряд ли было за кем укрыться. Тем не менее даже бумаги, что были в руках у юноши со шрамом, тот подал тем же жестом, что их казначей подсовывает на подпись расходные и крайне неприятные ведомости — зная, что пусть и нахмурятся, но возьмут и подпишут.

— Что это у нас? — взял Галицкий в руки бумагу, по формату куда более походившую на цветной рекламный буклет. — Надо же, Еремеев Сергей Олегович, отец, — зачитал он начало информации под фотографией рано поседевшего солидного мужчины с усталыми глазами. — Ранг — «учитель»; проверенный возраст семьи — двести сорок лет; годовой оборот бизнеса…

— Яков Савельевич, на обратной стороне… — посоветовал ему Панкратов, с любопытством поглядывая на две фотографии девушек.

Снизу буклета под миловидным изображением юной особы было написано «Юлия, младшая дочь». Зато сверху была фотографии, трижды обведенная красным и синим фломастерами, с подписью: «Ника, старшая дочь. Невеста! Не перепутать!!!»