В одно время великий государь был в театре, находившемся на Литейной улице, подле двора любимой кумы его величества, генеральши Настасьи Васильевны Бобрищевой-Пушкиной, которая также была в театре оном. Кума сия звала его величество из театра к себе на вечеринку, что от монарха и обещано.
При окончании комедии государь неприметным никому образом вышел из театра и с одним денщиком в маленьких санках заехал со стороны Охтинской к помянутой рогатке и, сказавшись часовому, стоявшему от Московской стороны близ Литейного двора, петербургским купцом, запоздавшим на Охте, просил пропустить его чрез рогатку. Но часовой ответствовал:
– Не велено, поезжай назад.
Монарх даёт ему рубль, и, прибавляя по рублю, наконец, давал десять, чтоб только пропустил его, однако ж, часовой отверг сей подкуп и сказал:
– Вижу, что ты человек добрый, так, пожалуй, поезжай назад; буде же ещё будешь упорствовать, то я или принужден буду тебя застрелить, или, выстреля из ружья, дам знать гауптвахте, и тебя возьмут под караул, как шпиона.
По сём государь обратился к часовому, стоявшему на Выборгской стороне, и, сказавшись также купцом, нашёл оного не так несговорчивого: он прельстился деньгами и за два рубля пропустил его. Великий государь, проехав рогатку; пробирался по Неве дорогою в дом к помянутой госпоже Бобрищевой-Пушкиной, но как было поздно и темно, то наехал на полынью и едва выхвачен был из оныя деньщиком, а лошадь с санками, сама выпрыгнувши, спаслась же. Монарх, обмокши весь, прибыл к госпоже оной, которая и все бывшие у ней гости, увидя его величество всего мокрого, пришли в ужас, паче же когда он рассказал им всё происшедшее и что попался он в полынью. Хозяйка выговаривала ему за таковую неосторожность.
– Да и зачем, батюшка, – примолвила она, – самому тебе так трудиться? Разве не мог ты послать для осмотру караулов кого другого?
– Когда часовые, – ответствовал государь, – могут изменять, то кто же лучше испытать то может, как я сам?
На другой день монарх повелел пропустившего его часового как изменника повесить и, провертя два оные рубля, навязать ему на шею; а другого, призвавши к себе, пожаловал капралом и десятью рублями, даванными ему накануне, о чём и пред собранием всего полку повелел объявить.
От библиотекаря Бухвостова.
«Впредь, Александр, берегись!..»
Когда о корыстолюбивых преступлениях князя Меншикова представляемо было его величеству докладом, домогаясь всячески при таком удобном случае привесть его в совершенную немилость и несчастие, то сказал государь: «Вина немалая, да прежние заслуги более».
Правда, вина была уголовная, однако государь наказал его только денежным взысканием, а в токарной тайно при мне одном выколотил его дубиной и потом сказал: «Теперь в последний раз дубина, ей, впредь, Александр, берегись!».
«Пироги подовые!..»
Пётр Великий, однажды разгневавшись сильно на князя Меншикова, вспомнил ему, какого он происхождения, и сказал при том: «Знаешь ли ты, что я разом поворочу тебя в прежнее состояние, чем ты был. Тотчас возьми кузов свой с пирогами, скитайся по лагерю и по улицам, и кричи: пироги подовые! Как делывал прежде. Вон! Ты не достоин милости моей». Потом вытолкнул его из комнаты. Меншиков кинулся прямо к императрице, которая при всех таких случаях покровительствовала, и просил со слезами, чтоб она государя умилостивила и смягчила.
Императрица пошла немедленно, нашла монарха пасмурным. А как она нрав супруга своего знала совершенно, то и старалась, во-первых, его всячески развеселить. Миновался гнев, явилось милосердие, а Меншиков, чтоб доказать повиновение, между тем, подхватя на улице у пирожника кузов с пирогами, навесил на себя и в виде пирожника явился пред императора. Его величество, увидев сие, рассмеялся и говорил: «Слушай, Александр! Перестань бездельничать, или хуже будешь пирожника!». Потом простя, паки принял его по-прежнему в милость. Сие видел я своими глазами. После Меншиков пошёл за императрицею и кричал: «Пироги подовые!». А государь вслед ему смеялся и говорил: «Помни, Александр!». – «Помню, ваше величество, и не забуду – пироги подовые!».
Плутовства князя Меншикова