Монарх, некоторым образом пристыженный справедливостью сего верного подданного, сказал Менишкову: «Слышишь, Данилыч, как должно поступать?». Менишков, как виноватый, стал у дверей, повинная его была прочтена вслух и потом его выслали вон. Тогда капитан начал говорить: «Меншиков толиких милостей, какими Ваше Величество пожаловали его, как первый в государстве вельможа, должен бы быть всем нам образцом в верном хранении законов и в беспорочной к тебе и отечеству службе; но как он к великому соблазну всех твоих подданных сделался сам причастником к воровству, то по мере своего возвышения, достоин примерного и наказания в страх всем другим, ибо: «раб, ведый больше волю господина своего, и не сотворивый по воле его, и биен должен быть больше». И так моё мнение, заключает капитан: состоит в том: отсечь ему публично голову и описать в казну всё его имение, как обличённого преступника, в чём и сам он сознался». Потом следовали мнения других, но также очень строгие: один говорил, чтоб наказать его публично и сослать в ссылку; другой, чтоб постоять ему у столба целый день и потом также послать в ссылку; самое легчайшее мнение было то, чтоб сослать его без наказания в ссылку. После всех сих мнений великий Государь сказал судьям: «Где дело идет о жизни или о чести человека; то правосудие требует взвесить на весы беспристрастия как преступление его, так и заслуги, оказанные им отечеству и Государю, и если заслуги перевесят преступления, то в таком случае милость должна хвалиться на суде». Потом Монарх вычислил кратко все его заслуги, а особенно, что он неоднократно спасал и собственную его жизнь. «И так, – заключил Монарх, – по мнению моему, довольно будет, сделав ему в Присутствии за преступления его строгий выговор, наказать его денежным штрафом, соразмерным хищению, а он мне и впредь нужен и может ещё вдвое заслужить моё прощение». По выслушании Государевой речи тот же младший член сказал: «Мы все, надеюсь, согласны теперь с волею твоею, Государь. Когда он имел счастие спасти твою жизнь, то по справедливости должно и нам спасти его жизнь», – что подтвердили и все другие члены.
После этого, в сохранение порядка, сделана выписка о подрядах его, которые он производил под разными видами с 1710 года, и из оной доклад от Комиссии сей подан Монарху. На этом-то докладе правосудный Государь 1714 года декабря 7-го подписал резолюцию свою так: «За первый подряд ничего не брать, понеже своим именем, а не подставою учинён, и прибыль зело умеренна; с подрядов, кои своим же именем подряжал, но зело слишком, взять всю прибыль; и кои под чужими именами, с тех взять свою, прибыль, да штрафу по полтине с рубля; также и те деньги взять, которые взяты за хлеб, а хлеб не поставлен».
Это решение Монаршее не было еще окончательное: Меншиков судим был весьма строго по другим его делам и следствие об оных крайне его терзало во всю жизнь Монаршую, хотя и не был он, однако же, лишен ни чести, ни должности; наконец, к вящему его же Меншикова наказанию, с преданным ему вице-губернатором Корсаковым, вспомоществовавшим ему в сих недозволенных подрядах, или лучше присоветовавшем ему оные, поступлено так, как в предшествующем анекдоте советовал князь Долгоруков.
Дубинка Петра Великого
Однажды шут Балакирев открыл государю Петру Первому какое-то важное со стороны Меншикова злоупотребление. Пётр Первый по обыкновению побранил своего любимца. Меншиков узнаёт, что Балакирев донёс об нём государю, негодует и вскоре потом, найдя случай, начинает бранить Балакирева.
– Что ж ты, князь Данилыч, сердишься? Ведь я сказал царю правду, – отвечал смело Балакирев.
Это ещё более рассердило князя, и пылу гнева он вскричал:
– Я отомщу тебе, негодный; если бы ты даже умер, то костей твоих не оставлю в покое!
Балакирев замолчал и, придя домой, тотчас пишет царю просьбу, умоляя его слезно подарить ему известную его царского величества дубинку. Он подаёт это прошение тогда, когда царь был весел, и когда собралось у него много вельмож, в том числе и князь Меншиков.
– На что тебе моя палка? – спросил государь.
– Велю, Алексеич, положить её с собою в гроб.
– Для чего же это?
– А вот грозится Данилыч не оставить и костей моих в покое. Так авось тогда уймётся!
Государь взглянул сурово на князя и подал ему прошение. Князь покраснел и более не грозил Балакиреву.
Меншиков останется Меншиковым