Пётр Великий, по возвращении из Персии в 1723 году, нашёл разные неустройства в правлении дел и преступлениях, в грабеже некоторых особ, между прочими и князя Меншикова, который, хотя чистосердечным признанием своим и освободился от тяжкого наказания, однако ж учинено с него было денежное взыскание, лишён великих доходов да и потерял милость и любовь у государя. Императрица при сём случае была заступницею за Меншикова. Она спасла его тогда от крайнего бедствия неотступным прошением своим, на которое снисходя, монарх при прощении сказал: «Ей, Меншиков в беззаконии зачат и во гресех родила мати его, а в плутовстве скончает живот свой. И если, Катенька, он не исправится, то быть ему без головы. Я для тебя его на первый раз прощаю».
Сие слышал я сам, когда государь государыне в кабинете своем говорил. Чуть-чуть уцелел Меншиков тогда от совершенной погибели, ибо его величество доверенность свою к нему уже потушил, имея на него разные и важные подозрения.
Ещё о плутовствах князя Меншикова
Князь Александр Данилович Меншиков, родившийся в Москве от беднейшего, как уверяют, польского шляхтича в 1674 году и оставшийся сиротою имея девять лет от роду, разносил по Москве пироги и припевами своими привлёк на себя внимание Лефорта, который в 1686 году взял его к себе в услужение; от него достался он Монарху, записавшему его в потешную свою роту солдатом, так сказать, в любимцы Фортуны. Природными дарованиями своими приобретя ceбе Монаршую милость и доверенность, достиг он до первейших степеней, так что не оставалось уже ничего более ему желать; ибо он был первый в государстве и по чинам, и по богатству, и сверх того великий Государь, не любя пышности и церемониалов, предоставил ему представлять великолепие Двора своего.
Но так как человек по природе своей никогда не перестаёт желать себе нового приращения счастия, ибо то, какое он уже имеет, как бы ни было оно блистательно и велико, его уже более не прельщает, и поэтому-то таковые любимцы фортуны, имея всё, беспокоятся желаниями нового приобретения ещё более, нежели, когда они нечего не имели. Меншиков, окончивши все походы свои в 1714 году, оставляем был Монархом почти навсегда в Петербурге и, живя в недрах покойной пышности, не мог более ожидать чего-либо от Государя, наградившего уже все его службы щедро, то и стремились желания его к приобретению новых себе богатств какими бы то ни было путями. В таком-то положении находился сей мнимый счастливец; при всём своём счастии, его мучили непрестанные желания обогащать себя более и более; следственно, ежели бы не все, так сказать, истощены на него были милости Монаршии, то бы он был несравненно счастливее: тогда остались бы у него одни только законные желания, и надежда когда либо удовлетворить оные; но лишась этой усладительной надежды, пустился он в порочные крайности, как увидим из следующих анекдотов.
Мы уже видели, что этот любимец Государя пускался в бессовестные казённые хлебные подряды, производя оные тайно под чужими лицами, и что производил оные по большой части преданный ему санкт-петербургский вице-губернатор Корсаков.
Видели так же, что огорчённый сим Монарх, нарядил для исследования этого строгую комиссию под председательством князя Василия Владимировича Долгорукова.
Koмиссия исследовала это дело и нашла Меншикова виновным. Председатель докладывает о сём Государю и просит, чтоб Его Величество рассмотрел производство и заключение и сделал бы конец делу, прибавя к тому: «Теперь, Государь, все зависит от твоего решения». Монарх повелел ему с делом тем придти в свою токарню, назнача день и час.
Долгоруков в назначенный час пришёл с делом. Его Величество запер сам дверь и велел ему читать; в продолжение чтения сего стали стучать в дверь. Монарх, думая, что это супруга его, крайне прогневался, но, отворя двери, увидел, что это был князь Меншиков, который, вошед, пал пред ним на колени и со слезами просил помилования, изъясняя, что злодеи его прилагают все силы погубить его. Прежде ещё, нежели что-либо произнёс Монарх, князь Долгоруков сказал виноватому: «Александр Данилович, дело твоё рассматривал и судил я с членами комиссии, а не злодеи твои; самое дело без приговора нашего обличает тебя в похищении казённого интереса и посему жалоба твоя несправедлива».
Между тем Меншиков продолжал стоять на коленях и плакать. Великий Государь, без сомнения тронувшись слезами того, которого он привык любить из детства, обратился к Долгорукову и сказал: «Отнеси дело к себе, я выслушаю в другое время!». Не известно, что делал Монарх, оставшись наедине с Меншиковым.