Большое зеркало надъ буфетомъ отражаетъ обденный столъ и все сидящее за нимъ общество. Отражаетъ оно гербъ Вениринговъ, — вьючнаго верблюда изъ золота и серебра, мстами матоваго, мстами отшлифованнаго. Геральдическая коллегія отыскала для Вениринговъ предка въ Крестовыхъ походахъ, — предка, который на щит имлъ верблюда (или могъ имть, если бы захотлъ), — и вотъ въ дом Вениринговъ появился цлый караванъ верблюдовъ, навьюченныхъ фруктами, цвтами, свчами, и преклоняющихъ колни для принятія груза соли. Отражаетъ зеркало мистера Веииринга: сорокалтній возрастъ, волосы волнистые, лицо смуглое, наклоненъ къ ожирнію; лукавая, таинственная и скрытная физіономія, — благообразный пророкъ подъ покрываломъ, только не пророчествующій. Отражаетъ оно мистрисъ Венирингъ: красива, носъ орлиный, пальцы тоже орлиные; пышно одта, вся въ драгоцнностяхъ; восторженная, дипломатичная и сознающая, что кончикъ покрывала ея мужа лежитъ и на ней. Отражаетъ Подснапа: исправно кушаетъ; два свтлыя торчащія крылышка по обимъ сторонамъ плшивой головы, столько же походящія на волосы, сколько на головныя щетки, съ туманною картиной красныхъ пупырышковъ на лбу, съ довольно сильно помятымъ воротничкомъ рубашки на затылк. Отражаетъ оно мистрисъ Подснапъ: превосходный объектъ для профессора Оэна, — кости сильно развиты, шея и ноздри, какъ у игрушечнаго коня, черты лица суровыя; головной уборъ величественный: Подснапъ привсилъ къ небу свои золотыя жертвоприношенія. Зеркало отражаетъ Твемло — сухопараго, сдого, учтиваго человка, чувствительнаго къ восточному втру; воротничекъ и галстухъ «Перваго Джентльмена въ Европ» [1]
, щеки втянуты, какъ будто нсколько лтъ тому назадъ онъ усиливался всосаться внутрь себя и усплъ въ этомъ до извстной степени, а больше не могъ. Отражаетъ оно совершенно молодую двицу: локоны черные, какъ вороново крыло, цвтъ лица хорошій, если оно хорошо напудрено, и теперь именно такого свойства, что можетъ значительно способствовать плненію совершенно зрлаго молодого джентльмена съ преизбыткомъ имбирнаго цвта въ бакенбардахъ, съ преизбыткомъ торса подъ жилетомъ, съ преизбыткомъ блеска въ запонкахъ, въ глазахъ, въ пуговицахъ, въ разговор и въ зубахъ. Отражаетъ зеркало очаровательную старую леди Типпинсъ, сидящую по правую руку отъ Вениринга: большое, тупое, длинное лицо темнаго цвта, словно лицо, отраженное въ ложк, и подкрашенная длинная дорожка на голов до самой макушки, какъ открытый для публики приступъ къ пучку фальшивыхъ волосъ, торчащихъ на затылк; она съ удовольствіемъ патронируетъ сидящую насупротивъ мистрисъ Венирингъ, которой пріятно быть патронируемой. Отражаетъ оно еще нкоего Мортимера, тоже одного изъ самыхъ старинныхъ друзей Вениринга, который никогда до этого дня не бывалъ въ его дом да, кажется, и впредь не желаетъ бывать. Онъ задумчиво сидитъ по лвую руку мистрисъ Венириніъ; его заманила къ ней леди Типпинсъ (знавшая его ребенкомъ), убдила пріхать, чтобы побесдовать, но онъ бесдовать не хочетъ. Отражаетъ зеркало Юджина, друга Мортимера: заживо погребенный въ спинк стула, за припудреннымъ плечомъ зрлой молодой особы, онъ мрачно прибгаетъ за утшеніемъ къ бокалу шампанскаго каждый разъ, какъ его подноситъ алхимикъ. Наконецъ, зеркало отражаетъ Бутса и Бруэра и еще два другихъ буффера, размщенныхъ между остальною компаніей, какъ бы въ предупрежденіе несчастныхъ случаевъ.Обды у Вениринговъ всегда превосходные (иначе новые люди не стали бы къ нимъ прізжать), и потому все идетъ хорошо. Мимоходомъ можно замтить, что леди Типпинсъ все время производить рядъ опытовъ надъ своими пищеварительными отправленіями, до того сложныхъ и смлыхъ, что если бы опубликовать ихъ со всми результатами, это облагодтельствовало бы человческій родъ. Побывавъ во всхъ частяхъ свта, этотъ старый, но выносливый корабль доплылъ до свернаго полюса, и въ то время, какъ убирались со стола тарелки изъ подъ мороженаго, произнесъ слдующія слова:
— Увряю васъ, мой дорогой Венирингъ (тутъ руки бднаго Твемло поднялись снова ко лбу, ибо ему стало ясно, что леди Типпинсъ готовится въ свою очередь сдлаться самымъ стариннымъ другомъ Вениринговъ) увряю васъ, мой дорогой Венирингъ, что это дло чрезвычайно странное. Я, какъ говорится въ газетныхъ объявленіяхъ, не прошу васъ врить мн на слово безъ надлежащей проврки. Вотъ Мортимеръ можетъ удостоврить; онъ объ этомъ все знаетъ.
Мортимеръ вскидываетъ свои опущенныя вки и пріоткрываетъ ротъ. Но слабая улыбка, какъ будто говорящая: «Къ чему это!», пробгаетъ по его лицу. Онъ снова опускаетъ вки и снова закрываетъ ротъ.
— Послушайте, Мортимеръ, — говоритъ леди Типпинсъ, постукивая косточками своего зеленаго вера по костяшкамъ своей лвой руки, которая особенно костлява. — Я хочу, чтобы вы разсказали все, что вамъ извстно о человк изъ Ямайки.
— Честное слово, я никогда не слышалъ ни о комъ изъ Ямайки, разв только о неграхъ, — отвчаетъ Мортимеръ.
— Ну такъ изъ Тобаго.
— И изъ Тобаго ни о комъ не слыхалъ.