— Ты же знаешь, если мама рядом, я всегда сама не своя.
— Я не знаю. Я мало видел тебя с мамой, но не понимаю, почему рядом с ней надо становиться другой?
— С каждым человеком мы ведем себя по-разному, Майкл. Ты не видел мои перчатки?
— Я одинаковый со всеми. — Он пожал плечом и протянул ей перчатки. — Существует лишь одна версия меня, и, по всеобщему признанию, классная.
Элла закончила одеваться и посмотрела на мужа.
— Но ведь на работе ты не такой, как дома?
— Нет. Но я всегда умный, невероятно сексуальный парень с отличным чувством юмора, который обожает свою жену.
Элла улыбнулась и бросила в него носок:
— Скромность — не одна из твоих черт, это точно. А к такой, какая я рядом с мамой, тебе просто нужно привыкнуть. Ты со мной или я иду одна?
Майкл обнял ее и прижал к груди:
— Все будет хорошо, любимая. Тебе просто нужно найти способ вновь стать собой. А теперь расслабься, с Таб все в порядке.
— Или вовсе не в порядке. — Тревога в груди вновь стала нарастать, но уже по другому поводу. — Как она может поступать так легкомысленно?
— Ей ведь еще нет пяти лет, милая.
— Я о маме. Она могла хотя бы оставить записку. Таб совсем ее не знает, почему же мама так просто с ней ушла?
— Возможно, как раз потому, что хочет узнать. По-моему, это очевидно. Помнишь, они ведь сидели рядом во время перелета, твоя мама была настоящим ангелом. Справиться с Таб было непросто, а Гейл читала ей и складывала головоломки.
— Хочешь, чтобы мне стало совсем плохо?
— Нет же, Элла. — Взгляд Майкла стал усталым. — Я пытаюсь объяснить, почему твоя мама ушла с Таб. Она тоже хочет наладить отношения, и я считаю, надо дать им обеим возможность это сделать.
— Мать понятия не имеет, на что способна Таб. Она невероятно любопытный ребенок, сует нос в каждую щелочку, если ей кажется, что там можно найти что-то интересное или с чем-то поиграть.
— Нет ничего плохого в том, что она любопытна и обожает игры.
— Да, но моя мать считает, что игры и развлечения — это плохо. Для нее главное — самосовершенствование.
Майкл подошел к окну.
— Ты уверена? Я бы сказал, что сейчас они как раз играют и развлекаются — лепят снеговика.
— Быть не может. Мама понятия не имеет, как лепят снеговика и… о боже… — Она встала у окна рядом с мужем и открыла рот от удивления. Даже с такого расстояния было видно, как Гейл зачерпнула горсть снега и положила сверху на шар, который скатала Таб. — Глазам не верю.
— Чему не веришь, Элла? В чем причина истерики и криков? Даже наверху слышно. Ты видела Санту, летящего в оленьей повозке над горами? — Саманта стояла у лестницы, и голос ее был хорошо слышен в комнате. — Где Таб? — Она подошла к ним и выглянула в окно. — О боже.
— Да. — Элла старалась не показать, что ее обидели слова сестры об истерике.
— Должно быть, я устала больше, чем казалось. У меня галлюцинации. — Саманта потерла глаза. — Мне на мгновение показалось, что я вижу нашу маму лепящей снеговика.
— Она и лепит. И еще смеется.
— И на ней… синее пальто?
— Я бы сказала, что сине-зеленое. Яркое, как перо павлина. — Элла пожала плечами. — Пытаюсь убедить Майкла, что на нее это совсем не похоже.
— Что ж, хороший знак, я полагаю. — Саманта стояла неподвижно, не в силах отвести глаз от того, что происходило за окном.
— Знак чего?
— Что она может измениться. Она никогда не надевала ничего, кроме черного. Никогда. Но посмотрите, в чем она сейчас.
— Пальто, несомненно, понравилось нашей дочери, похоже на цвет русалочьего хвоста. — Майкл усмехнулся. — Весьма предусмотрительно с ее стороны. Я вижу, Таб в порядке и совершенно счастлива, поэтому иду в душ смыть следы трагедии. — Майкл скрылся в ванной, оставив сестер вдвоем.
Элла вздохнула. Муж заставил ее чувствовать себя истеричкой, паникующей попусту. Но ведь сложные отношения с матерью — не ерунда.
Она потерла ладонью грудь и покосилась на Саманту. По задумчивому выражению ее лица было ясно, что мысли их схожи.
— Неприятно, правда?
— Что?
— Ты знаешь, о чем я.
— Нет. — Саманта вскинула голову и посмотрела на сестру. — Даже не представляю.
— Хватит, Саманта. Говоришь, все в порядке? Не испытываешь боль, видя, как мама играет с Таб?
— Элла…
— Почему ты такая? Почему стараешься поглубже спрятать эмоции? Я делюсь с тобой самым сокровенным, и мне неприятно, что ты все всегда от меня скрываешь, мы никогда не говорим о тебе.
— Я ничего не скрываю, мы постоянно только меня и обсуждаем.
— Ты ничего не рассказывала мне о Кайле.
— Но… мне нечего рассказывать.
— Вот! Я именно об этом и говорю. Я открываюсь тебе, а ты слушаешь. Ты всех слушаешь и отлично научилась это делать. Но когда речь заходит о тебе, ты сразу закрываешься. Я ведь твоя сестра! Со мной ты можешь поговорить обо всем.
— Ты о том, что мама лепит снеговика с Таб? Мне это нравится. Я почти успокоилась. Предстоящее Рождество беспокоило меня не меньше, чем тебя. Не понимаю, почему ты нервничаешь? Чего ты ожидала, Элла? Что мама будет делать вид, что Таб не существует?