Наше худшее Рождество

— Может, мне не стоило скрывать? Хотя не представляю, как и когда я могла начать этот разговор. Что бы сказала? «Хотите знать об отце, девочки? Так вот, он бил меня и столкнул с лестницы».

Мэри задумчиво покачала головой:

— Кто знает, когда наступает момент, когда нужно перестать опекать тех, кого мы любим? Это большой вопрос.

— Один из многих, что возникают в жизни. — Задумавшись, она принялась разламывать печенье на кусочки.

Непросто посмотреть в лицо правде, которая ранит.

— Может, на самом деле я оберегала себя. Я выжила, потому что не оглядывалась. Кажется, что по прошествии многих лет будет легко повернуться и посмотреть назад, но я не готова.

— Зачем вам оглядываться и смотреть на такую мерзость? Вы имеете право думать и о себе. Я бы назвала это самозащитой.

— Знаете, ирония в том, что я стала очень хорошей мамой, смогла привить детям все навыки, необходимые для выживания. Они занимались не ездой на пони и балетом, а тем, что им действительно могло пригодиться. Я всегда дарила им полезные подарки — книги или головоломки. Никогда не тратилась на подарочную упаковку, даже если очень хотелось. Я учила дочерей, что после падения или ударов судьбы надо подниматься, невзирая ни на что, и уверенно идти дальше. Учила залечивать душевные травмы и раны. Учила самостоятельности и уверенности в себе. — Гейл перевела дыхание и потерла лоб. — Я хотела, чтобы они осознавали, что сильны, чтобы никогда не лежали в темноте ночи, дрожа от страха перед жизненными трудностями.

— Вы замечательная мать, Гейл. Девочкам очень повезло.

Нет, она больше не хочет быть обманщицей.

— Несколько недель назад мы встретились впервые за последние пять лет.

На этот раз пауза была долгой. Наконец Мэри коснулась ее руки.

— О, Гейл… — с сочувствием произнесла она.

— Я наговорила им лишнего во время последней встречи. Не просто лишнего — я их обидела. Мои слова ранили бы любого. К сожалению, жизнь сделала меня жесткой и лишь умножила страхи. — Как же тяжело в этом признаваться. Невыносимо тяжело. — Двигателем для меня был страх. Все, чего я достигла, — это благодаря ему. Я боялась любить, потому осталась одна. Боялась доверять людям, поэтому все делала сама. Боялась лишиться возможности содержать детей, отчего и отдавала себя без остатка работе. Страх. Страх стал причиной всего. Но этого словно было недостаточно, и я позволила страху диктовать мне, как воспитывать детей. — Внезапно Гейл отчетливо увидела картину полностью, без теней и пятен. — Я не знала, что Элла уже была беременна во время нашей последней встречи. Она не решилась признаться, поскольку я часто осуждала ее выбор. Саманта была зла на меня и яростно защищала сестру. Теперь я вижу произошедшее в ином свете.

Мэри встала и налила воды в стакан.

— Вот, возьмите.

Гейл машинально взяла его и выпила до дна.

— Ссора огорчила и меня, и дочерей. Мы все были обижены друг на друга. Я ожидала, что они станут инициаторами примирения, но этого не произошло. Сама же не делала первый шаг из-за упрямства и нежелания понять их и себя. Была уверена, что поступила верно, что неправы они. — Она сглотнула горечь сожаления. — То, какой я стала, привело к конфликту с дочерями. И мы все больше отдалялись. Элла, моя милая Элла старается изо всех сил, но не знает, как преодолеть это расстояние, а раньше у нее не получалось как раз из-за множественных изменений в жизни. Как признаться матери, что ты уже много лет замужем и растишь ребенка? С каждым прошедшим днем все труднее взять телефон и позвонить. Она должна была это понимать, должна была со мной связаться. — В горле вновь встал ком, мешая дышать. — Ведь я имела право быть рядом в такие важные моменты ее жизни. Меня не было, когда она выходила замуж за Майкла, когда нуждалась в помощи и поддержке во время беременности, меня не было рядом, когда она рожала. Я ужасная мать.

— Это неправда, Гейл. Неправда.

— Правда. Я была уверена, что поступаю правильно, и только сейчас вижу, как ошибалась. — Сердце сжималось сильнее, оно выталкивало боль, которая по кровеносной системе распространялась по всему телу. — Мне было так страшно. Это ужасное, ужасное, ужасное ощущение. Я готова была на все, лишь бы они не испытывали ничего подобного.

— Разве это делает вас плохой матерью? — Пальцы Мэри сильнее сжали руку. — И родители обязаны научить детей быть самостоятельными. У вас получилось. Вы прекрасно справились, Гейл. Ваши дочери выросли сильными, умными, достойными восхищения женщинами.

Давление в груди росло и рвалось наружу.

— Вчера я наблюдала, как моя дочь играет со своей дочерью. — На глазах ее выступили слезы, и Мэри ласково улыбнулась. — Она не ставила перед собой воспитательной цели, в их разговоре не присутствовала обучающая составляющая, им просто было весело друг с другом, они смеялись, обнимались, болтали обо всем и ни о чем. — Гейл едва не захлебнулась словами. — Никакой важной задачи на перспективу, только радость общения, все для радости. У меня никогда не было на это времени. Как получается, что мы не находим свободной минуты для счастья? Как?