Из глаз хлынули слезы горячим, обжигающим потоком, их невозможно было остановить. Силы ее к тому моменту иссякли, поэтому слезы лились, ничем не сдерживаемые. Она чувствовала себя слабой и ранимой. Пловец без спасательного жилета, уходящий на глубине под воду. Парашютист, забывший парашют.
— Гейл…
Рука Мэри легла ей на плечо, но простой жест сочувствия не успокоил, напротив, рыдания усилились. Она никогда в жизни не открывала душу и, решившись, не могла замолчать.
— Я никогда не лепила с ними снеговика. Никогда. — Гейл тонула в собственных слезах, они душили ее, и было трудно вздохнуть. В голове крутились мысли о том, что она не сделала и не сказала. — Ни разу в жизни, ни… — Она икнула и глубоко вдохнула. — Ни снеговика, ни… — Она задыхалась. — Ни печенье. Мы не пекли его вместе по выходным. Не танцевали, я вообще не умею танцевать. — Она разом вспомнила, чего не делала с дочерями. Слова множились в голове, стирая то, что она считала достоинствами и заслугами, а следом и хорошее мнение о себе.
Мэри прижала ее к себе, и, вместо того чтобы привычно постараться освободиться, Гейл вцепилась изо всех сил в руку новообретенной подруги — единственного человека на свете, удержавшего от падения в темную яму позора из-за неудачно выполненной роли матери.
Мэри укачивала ее, словно ребенка, а она рыдала, пока не выплакала, кажется, все слезы, пока не устала от слез. Тогда ее тело ослабло и безвольно завалилось на бок.
— Вот и все, вот и хорошо, — причитала Мэри. — Вам через многое пришлось пройти, откровенно говоря, даже не представляю, как вы выдержали. Вы — лучший пример для всех людей.
— Как вы можете такое говорить?
— А как вы можете сомневаться? — Мэри развернулась к ней, но не выпустила руку. — Мне сложно представить себя в таком положении, но я точно знаю, что не добилась бы того, что удалось вам.
— Вы о двух дочерях, которые меня ненавидят?
— Сомневаюсь, что они вас ненавидят. Скорее, не понимают. К тому же дети часто обвиняют во всем родителей, такова наша доля.
— Наша?
— Знаете, не только вы расстраиваете детей. — Мэри похлопала ее по руке и встала. Достав из ящика серванта полотенце, она намочила его и повернулась к Гейл. — Вы защищали девочек как могли, а получилось, что они обижаются на вас, не имея представления, какова причина ваших поступков. Может, вам лучше все им рассказать? — Она села рядом и протянула полотенце. — Приложите к глазам, они припухли.
— Спасибо. — Гейл прижала ткань к лицу. Раньше ей не раз приходилось бороться с депрессивным состоянием, но всегда в одиночестве. Сначала, когда жизнь разрушилась, ей просто не на кого было опереться, а потом она так привыкла полагаться только на себя, что физически была неспособна обратиться за помощью. Она давно забыла, что такое поддержка со стороны. — Какой смысл им рассказывать? К тому же это будет выглядеть так, будто я оправдываюсь.
— Вовсе не оправдываетесь, а говорите: «Таковы причины моих поступков». Многие ваши решения были верными. Идеальных людей не существует, Гейл. Идеальных отношений тоже. У вас, у меня и у ваших девочек тоже есть недостатки.
— И ваш брак с Камероном не был идеальным? Вы ведь прожили вместе более сорока лет.
— Идеальным? — Мэри откинулась на спинку стула и расхохоталась. — Сорок лет идиллии? Разве такое возможно? Я любила Камерона, любила так сильно, как только можно любить человека, и мне действительно повезло в жизни. Он был хорошим человеком, но далеким от совершенства. Когда люди о нем вспоминают, и не только друзья и соседи, но и его дети, они говорят только хорошее: «Помните, как это замечательно делал Камерон? У папы это здорово получалось, правда?» Но в нем было и то, что злило или раздражало, но об этом не упоминают. От этого мне порой становится неловко, словно я единственная знала, какой он на самом деле. А ведь он постоянно терял очки, и нам постоянно приходилось возвращаться, потому что он забывал дома кошелек. Люди часто отмечают его оптимизм. В любой ситуации он верил, что все закончится хорошо. Но ведь часто этого не случалось, и было очень неприятно, но об этом все молчали, а возможно, просто не обращали внимания. «Все будет хорошо, Мэри», — говорил он, хотя оба точно знали, как все сложится. — Она нахмурилась и покачала головой. — Он отказывался признавать, что у него может не получиться. От постоянного отчаяния я едва не пристрастилась к выпивке. Одна из причин, по которой мы оказались в плачевном финансовом положении, — его необоснованная вера в то, что все проблемы решатся сами собой, каким-то волшебным образом. Возможно, есть и моя вина в том, что он оставался таким до конца дней, ведь я никогда не витала в облаках, умела здраво оценивать вещи. Он знал, что я крепко держу веревку воздушного шарика и не позволю ему улететь на нем. Жизнь в собственных фантазиях губительна. Думаю, вы меня отлично понимаете.
Голос Мэри дрогнул, на этот раз Гейл взяла ее руку в свои и ободряюще пожала.
— Мне все же кажется, что у вас были хорошие отношения.