Наши домашние дела

Что Блинскiй былъ тогда необразованъ (будучи ребенкомъ-то) и не имлъ понятiя о лучшихъ писателяхъ; спорилъ съ семинаристами о достоинств произведенiй Сумарокова и Хераскова, восхищался романами Радклифъ и изъ дома отца г. Иванисова впервые получилъ для чтенiя романы Вальтеръ-Скотта, въ русскомъ перевод; страстно любилъ театральныя зрлища и часто посщалъ пензенскiй театръ, который содержалъ тогда помщикъ Гладковъ и гд актеры и актрисы были — его крпостные люди, большею частью пьяницы. "Какъ Блинскiй былъ простъ

въ то время (разсказываетъ г. Иванисовъ), показываетъ слдующее обстоятельство. Когда онъ пришолъ въ нашъ домъ, то братья мои принесли ему нсколько романовъ Радклифъ. Одинъ изъ этихъ романовъ былъ съ картинкой, которая представляла подземелье съ кучей костей. Кто-то изъ насъ спросилъ у другого о роман съ картинкой: каковъ онъ, хорошъ ли? Блинскiй, не дождавшись отвта, вскричалъ: "Разумется, хорошъ: видишь — кости!"

Что Блинскiй былъ задорный спорщикъ, и г. Иванисовъ всякiй разъ, когда встрчалъ его у знакомыхъ, заставалъ его за жаркимъ споромъ; что наконецъ онъ не ужился въ университет, потомучто посщалъ лекцiи только тхъ профессоровъ, которые ему нравились.

Статейку свою г. Иванисовъ заключаетъ слдующими словами, взятыми уже не изъ его собственныхъ воспоминанiй, а прибавленными такъ, вроятно для округленiя перiода: "Извстно, что онъ (Блинскiй) былъ потомъ сотрудникомъ редакторовъ разныхъ журналовъ. Какъ видно, онъ получалъ мало за свои труды, а трудился слишкомъ много для своего здоровья"…

Г. Дружинову кажется, что г. Иванисовъ все — и бдность, и дтскую неразвитость, и задорную спорливость — все это ставитъ въ вину Блинскому… Вотъ это-то и есть та болзненная обидчивость, которою страдаетъ и знакомое намъ любящее семейство!.. "Впрочемъ (прибавляетъ самъ г. Дружиновъ о г. Иванисов) богъ его знаетъ, можетъ-быть онъ стряпалъ свое воспоминанiе такъ-себ, отъ простоты душевной, безъ всякой задней мысли".. Да конечно такъ! Неужели г. Дружиновъ, прочитавшiй нсколько разъ "съ величайшимъ вниманiемъ" статейку г. Иванисова, не замтилъ въ ней той наивности, которая именно отзывается душевной простотой, неспособной никого серьозно обидть? Правда, что даже и не читая нсколько разъ статейки г. Иванисова, а пробжавъ ее одинъ разъ и обративъ только вниманiе на первыя и послднiя ея строки, легко можно догадаться, что г. Иванисовъ не знаетъ хорошенько значенiя Блинскаго для русской литературы и не можетъ опредлить мста, какое онъ занимаетъ въ ряду русскихъ писателей. Вроятно, читая журналы, онъ увидлъ, что о Блинскомъ много пишутъ, заключилъ изъ этого, что онъ человкъ замчательный, вспомнилъ, что въ дтств зналъ его лично, и счелъ долгомъ довести до общаго свденiя о томъ, чт'o помнитъ и знаетъ. Вотъ и все! Началъ онъ такъ: "Извстный

Блинскiй былъ родомъ" и пр. А окончилъ: "Извстно, что онъ потомъ былъ сотрудникомъ разныхъ" и пр. Вотъ уже по этому приступу и по этому заключенiю можно догадаться, въ какой степени г. Иванисовъ знакомъ съ Блинскимъ какъ съ писателемъ, какъ съ критикомъ. Стало быть требовать отъ него многаго нельзя, но и сердиться на него тоже нельзя.

Чт'o же возмутило г. Дружинова? То, что разсказываютъ о нагольномъ тулуп и квасныхъ боченкахъ, о необразованности

мальчика-Блинскаго и его дтской спорливости? Да вдь все это правдоподобно и характерно, и никакой тни, не только грязи, на память Блинскаго не бросаетъ. Ну, вообразите, что кто-нибудь написалъ, что Блинскiй, будучи десяти или двнадцати лтъ, всегда ходилъ въ изящной курточк, съ батистовыми воротничками, а зимой въ шинельк съ бобровымъ воротникомъ; что въ такомъ возраст онъ уже зналъ наизусть имена и произведенiя лучшихъ русскихъ и французскихъ писателей, и отвчалъ безъ запинки объ ихъ достоинствахъ по запискамъ своего учителя или гувернера; что въ гимназiю прiзжалъ онъ всегда въ сопровожденiи стараго дядьки, былъ благонравнйшимъ мальчикомъ, никогда не вступалъ въ споръ о томъ, чего не читалъ въ своихъ тетрадкахъ и не слыхалъ ни отъ папеньки, ни отъ учителя и гувернера, а съ семинаристами и вообще съ мало образованнымъ людомъ совсмъ не знался… Вдь все это такiя прiятныя свденiя, которыя казалось бы ничьей памяти оскорбить не могутъ; а между тмъ, если бы вы вспомнили, что это разсказывается о Виссарiон Григорьич Блинскомъ, то вамъ непремнно сдлалось бы неловко. Во-первыхъ, вы бы такому разсказу не вдругъ и поврили, а если бы поврили, то непрiятно было бы вамъ знать, что изъ такой тепличной атмосферы, изъ такой молочной закваски вышелъ такой человкъ, какъ Блинскiй.

Г. Дружиновъ разсуждаетъ такъ: "Вс знаютъ, что бдные люди не могутъ носить опойковыхъ сапоговъ, и потому довольствуются выростковыми; знаютъ также, что никакой бднякъ не можетъ купить шинели съ бобровымъ воротникомъ, и потому носитъ нагольный тулупъ и проч., и проч., и проч. Все это совершенно справедливо, но только къ воспоминанiямъ о писател нисколько не относится"…