Наши в ТАССе

Уже четыре. Сейчас перуанский министр на приёме у одного из замов Косыгина.

В четыре тридцать в посольстве Перу пресс- конференция. Бегом туда.

Вхожу в предбанник. Встают шестеро. Малый из АПН Михаил Рой:

– Вы кто?

– ТАСС. Санжаровский.

Все подобострастно подают руки. Рекомендуются: «Рейтер», «Франс-Пресс», «Пренса Латина», АПН, радио.

– Но надо, коллега, назвать и имя.

– Анатолий Никифорович.

Шесть кресел вокруг низкого столика с пепельницей заняты. Одно пустое. Моё. Генерал пьёт кофе и тарабанит по-испански.

Посол сидит верхом на подлокотнике кресла и переводит на французский.

Я в панике.

Я не знаю этих языков. Что я напишу?

Говорю Рою из АПН:

– А почему не переводит на русский?

– Ты один такой. Я тебя выручу. Расскажу.

Я всё ниже опускаю голову. Мне, представителю мирового агентства, стыдно за свой затрапезный видок, за свои пыльные плетёнки вместо лакированных туфель. Я сую ноги дальше под кресло.

Обносят вино.

Я ниже опускаю голову, стыжусь поднять её. И делаю вид, что пишу. Так что я ничего не выпил и совсем не горюю.

На лавочке у Никитских ворот Михаил рассказал мне, о чём говорилось, и полетел я в министерство согласовывать.

Всё в порядке.

Мою информацию взяла «Правда».

Но в эту ночь я не мог долго заснуть. Я сообщил, что он улетел. А вдруг он не улетел? Ну… Понравилось у нас, в самолёте что там заело…

Слава Богу. Ничего не заело. Улетел вовремя.

14 июня

Как прекрасен чистый лист бумаги!

Нашего полку прибыло.

Чантурия Владимир Капитонович.

Татьяна неприязненно окинула его брезгливым взглядом, спросила Медведева:

– И ещё много будете вербовать к нам новобранцев?

– Сколько надо, – буркнул он.

Капитаныч не из трусливой обоймы. Он тоже кисло посмотрел на Татьяну и тихо сронил на вздохе:

– Не так страшен чёрт, как его малютка.

Повисло тягостное молчание.

Татьяна перебирает бумажки – сегодня она ведёт книгу записей поступающей информации – и в панике вскрикивает, тряхнув листком:

– Александр Иванович! А … Это какой-то дикий приказ Фадеичева: «Всем сняться форматом для Центрального телеграфа». Что это за чумовое предписание?

Медведев поднял голову. Думает, как ответить.

Его опередил Молчанов:

– Наша Таня не лишена идейного шатания.

Татьяна встала, достала папироску и собралась на перекур[253] в коридоре:

– Чем нести ахинейку, лучше дай, Валь, прикурить.

– Нештатным замам не даю.

Татьяна огрызнулась:

– Лучше быть нештатным замом, чем штатным хамом!

– Да ещё с такими гнилыми брожениями…

Олег повернулся к Татьяне.

– Тань! А знаешь, Мычало – он указал на Молчанова, – оченно даже прав! Ты вспомни… Хрущёв называл журналистов подручными партии, приводными ремнями партии… Того же требуют от нас и сейчас только другими словами. Партия считает, что ещё не на полную катушку использует боевую журналистскую рать.

– Короче?

– Ещё Горький… Он считал, что человеческая масса, которую получили коммунисты от царизма, неспособна для быстрого свершения великих коммунистических идей. Он предлагал имеющуюся массу уничтожить и нарастить новую, способную…

– Нарастить в пробирке? – вставила Татьяна.

– Ты-то не остри… С массой не получилось. В мгновение всех не уберёшь и не заменишь новыми идейными борцами. А вот журналюги… Они легче на подъём. Их легче перелепить, сделать их главной опорой партии в делах борьбы за коммунизм…

– Ты сегодня температуру не мерил? Ты не перегрелся где?

Медведев махнул рукой:

– Хоть и путано… Зато верно толкует Олег. У нас перепроизводство пишущих людей. Публика эта аморфная… Сказали: напиши про это – написал. Сказали: давай про то. Начирикал и про то. Пожалуйста! Это разве журналисты? Пламенные Борцы партии за её правое дело? Так… И слова путного не подберёшь…

– Так что это за приказ? – не отставала Татьяна.

– Это, – замялся Медведев, – это… Это как бы шифр… С чего начинается Родина, – промямлил он и сконфуженно замолчал.

Капитаныч был конкретней:

– Этот приказ – указание запечатлеть наши лица на случай утраты лица.

Все рассмеялись.

Медведев помолчал, собрался с мыслями и продолжал:

– Этот приказ – звено в цепи создания журналиста нового типа. Наша редакция рассматривается как прообраз, как лаборатория, как ячейка будущего журналистского сообщества. У нас в редакции два поэта – Бузулук и Чантурия, – один переводчик Санжаровский и остальные критики. Публика любопытная. Чего не попробовать? Мы последним числом узнаём, где б соломки надо подстелить. Крепки задним умом. А надо быть крепкими передним умом! Надо предвидеть! Рассчитывать! Мне ко времени подсунули цитатку из Фридриха второго: «Только тот побеждает, кто умеет хорошо рассчитывать». Мы сейчас разрабатываем памятку для журналиста нового типа. Главный тут Сева. Ему и карты в руки.