– Я за санитарию! – вскочил Бузулук. – Брошу плевать. Дамен унд херен! Простите. Сева! Сиди спокойно в медвежьем углу и руководи нами, заблудшими и неразумными. Больше я не буду запускать такие шары.
– А зачем ты всё-таки запустил?
– Из самых добрых порывов! Мила на ходу спала. Отдача от неё была круглая сиротская нулёвка. Чтобы подтолкнуть её, придать хоть малое ускорение, динамику её беспробудной лени, я и болтни непотребь. Тогда мне это казалось верхом удачи. Как мудрые китайцы говорят? Когда не знаешь, куда идти, любой шаг кажется правильным. Счёл я свой поступок единственно нужным и болтнул про замятинский приказ. Доброе желание правило мною!
– Как же линчевать за добрые намерения?
На том дело и усохло.
Когда народ схлынул по домам, Олег сказал Севе:
– Я своё остроёбие угомоню… Проснулся в пять. Державно пукнул и стал собираться. Проводил жену в командировку к раннему поезду. Время до работы было. Толокся на вокзале. Наблюдал жизнь вокзала. Вот еле катит носильщик свою телегу. Того и жди, запутается в бороде и упадёт. Выбрались деревенские бабы с кошёлками из вагона, и одна кричит: «Насильник! Потаскун! Возьми меня первой!». О! Как же прекрасно говорит моя Россиюшка!
27 октября
Утро. В конторе я один. Первым позвонил Олег:
– Я задержусь. Димке покупаю тапки. Скажи Севе, буду через пятнадцать минут. Он неизвестно куда отфутболил мою статью. Я ещё буду ему вихры трепать.
Звонит тут же Калистратов:
– Толя, это Сева. Решил зайти в фотографию. Потом загляну к врачу на перевязку. У меня ножка ещё бо-бо. Если кто спросит, скажи буду через пятнадцать минут.
Какая точность! Каждому нужны лишь пятнадцать минут. Но уже полдесятого. Я всё один.
К одиннадцати вошёл Олег, мурлыча:
Не знакомый мне парень хлопнул Олега по плечу, и он ответил на приветствие:
– Здоров, Серебристый!
Скоро прибежал Сева и тут же метнулся на планёрку.
Олег тоскливо посмотрел ему вслед, с отчаянием в голосе напевая:
После обеда Сева накатился на Олега:
– Ты где был с утра?
– Где и ты.
– Хватить морочить пятки![257]
А предупредить слабо́?– Я предупреждал Анатолия.
– На пятнадцать минут! А где ещё два часа болтался? Сказать можешь? Сколько говорить? Какова степень усвояемости? Можно надеяться на усвояемость? Колесов на планёрке говорил о повышении ответственности дисциплины. Колесову я должен писать каждый день рапортички: такой-то сидел на месте, такой-то уходил туда-то и на столько… Колесов сам собирается пройти по комнатам и узнать кто где.
– Поделали из нас цепных сторожей, – буркнул Олег, открывая форточку.
Татьяна закопытилась:
– Если тебе надрали уши, то нам не жарко.
– Поменьше бы выступала…
Люся Ермакова пытается из-за моего плеча прочитать, что я пишу в дневнике:
– Толя! А что ты пишешь в ящике? Ты романист или анонимщик? Что ты записываешь? Внезапно пришедшие мысли?
– Внезапно ушедшие! – отвечаю я.
Молчанов:
– Он напишет роман «Четверть века среди идиотов». А сам я пишу новую книгу «Марсик на работе и дома».
Татьяна:
– Скажи мне одной, а там не волнуйся. Разнесём! И почему ты сопишь, когда пишешь в столе?
– Вкладываю всю силу. Но пишу не про ТАСС.
Молчанов:
– Кто не пишет для ТАССа, того пошлют копать фундамент под расширяющийся ТАСС.
Намечалось построить новое здание в 25 этажей.
Но московскому папке[258]
плеснула моча в башню, и от 25 этажей уцелел лишь бетонный куб в шесть этажей. Карлик… Карлуша- телевизор…3 ноября
Сопровождал брежнева…
Колесов вернулся из командировки. Сопровождал Брежнева в Берлине и Париже.
При отлёте из Парижа он с трапа суматошно вопил:
– Политический!.. Политический!..
Наш парижский корреспондент Красиков передал материал в Москву, спросил, почему Колесов выкрикивал слово политический.
Оказывается, в советско-французском коммюнике надо выбросить слово политический.
Вошла Аккуратова. Поздоровалась:
– Ав-ав!
Вслед за нею безысходно залилась Панченко:
– Ав-ав-ав-ав!..
Бузулук почти лёг на стол, таращит глаза снизу вверх и тяжело ухает:
– Ув-ув-ув- ув- ув!..
Не редакция, а захудай собачня.
Калистратов притащил с планёрки:
– Клименко получил выговор за то, что на венке Конёнкову забыл указать Совмин, назван только ЦК КПСС и Президиум Верховного Совета СССР.
Молчанов вздыхает:
– У нас равноправие. Жрать хочешь – берись за нож!
Аккуратова ему:
– Ты не ласковое теля, чтоб две матки сосать.
4 ноября
Вижу лишь её ноги
Скоро праздник.
Светозарный Бузулук поёт:
Я сказал Севке, что у меня разболелась нога, и поехал в Люберцы. Надежда купила стол. Надо переплавить в Лобню, где на днях она получила квартиру.
Она встретила меня у магазина.
– Рубль есть?
– Есть.
Отнесла продавцу.
Как добираться до электрички?
Кинул стол на хребет. Тащу. Глаза в землю. Вижу лишь её ноги. Она шла впереди.