Наши в ТАССе

– Острая форма стенокардии. На две недели больничный лист шлёпнули.

Молчанов спросил:

– А ты в трубку дышал?

– А на ладан? – забежал я другого боку.

Сева даёт мне заметку о ловле скумбрии. Я глянул её по диагонали и говорю:

– Такую классику надо браковать не читая.

– Нет. Похоронить надо по первому разряду. Научно.

Из будки в коридоре я звоню в килькино министерство и уже со ссылкой на конкретного министерского работника пишу свою отказную резолюцию на заметке.

– Оч хор (очень хорошо), – кивает Сева, пробежав мою приписку. – Забодано научно.

Зазвонил телефон.

Молчанов снял трубку и тычет пальцем в Горбачёву:

– Тебя! Надень очки, а то не услышишь.

Вошёл какой-то старчик заплатить партвзносы Новикову.

Сева говорит старику:

– Он нам не понравился, и мы уволили его в редакцию международных связей.

– Новикова уволить нельзя.

– Уволили на повышение, – пояснил Молчанов. – Аэрофлот вместе с Новиковым ушёл в редакцию международных связей.

Аккуратова в печали подпёрла щёку кулаком:

– Кто теперь мне подвоет? Бузулька сегодня дома. Сама себя наказала, что вчера не ответила на его лай.

– В таком случае, – советует Валька, – надо наступить себе на хвост.

Татьяна хлопнула меня по плечу:

– А почему ты, профорг, не на конференции? Ведь врежут и по первое число, и по второе! Уже шестнадцать. Началась же!

Я бегом в конференц-зал.

Народу до сблёва.

По последнему ряду шуршу в угол. Ногу выставила страшненькая Люся Ермакова.

– Люсь! Не держи меня своей милой ножкой. А то я разволнуюсь и что-нибудь в речи Замятина пойму не так.

– Недавно, – говорил генеральный директор, – на совещании выступал Суслов… Партия просит и требует, если хотите, показа, как добиваются рекордов. А мы не говорим, лишь констатируем голый факт. А люди у нас оторвались от земли, если хотите. Я говорю об ответственности товарищей, которых рекомендуют и посылают на загранработу. Был у нас Силанин. На каком-то этапе человек старался, если хотите. Ему дали хорошую характеристику и послали в Дагомею. И тут мы увидели подлинное лицо Силанина. Я хочу сказать, нет плохих людей, но есть зарывающиеся, если хотите. Не стал подчиняться уставу советской колонии в Дагомее. Уезжает из столицы, никому не говоря ни слова. Уезжает в другие страны без ведома посла. Заявляет: «ТАСС независим и неподотчётен какому-то послу».

Товарищ совсем зарылся. Приехал туда инженер с ребёнком. Просим разместить в особняке из четырёх комнат, которые занимал Силанин вдвоём с женой. Жена против вселения инженера. Посол разрешил инженеру пожить четыре дня в посольстве, пока тому подыскивали жильё. Посол написал сюда:

«Укажите корреспонденту, чтобы пустил на время приехавшего инженера». Охарактеризовал, какой этот Силанин. Товарищи, семья не без урода и так далее. Вы знаете, до чего докатился Силанин? Он написал в наше хозуправление:

«Машина старая. Везти в Москву нерентабельно. Разрешите продать».

И наши добрячки разрешили продать машину за восемьдесят рублей.

– За семьдесят один! – подсказали из президиума.

– Это говорит тот, кто санкционировал продажу. И что же? Силанин продаёт машину за 71 рубль своей же жене Силаниной и привозит машину в Москву.

Мы уволили его. Он – в суд. И первая инстанция его восстановила: юридически он правильно оформил продажу. Продал другому лицу. Только на что оно, это лицо, то есть жена могла купить, если не работала? Продал самому себе. Городской суд защитил наше мнение.

Тогда он подал в суд на ТАСС. Шесть часов весь треугольник ТАСС отбивался. Силанин нашёл хорошего защитника. Мосгорсуд сказал: «Что же вы такого прохвоста столько лет держали?»

Силанин – в Комитет партийного контроля. Там разобрались и говорят:

– Почему не наказали по партийной линии?

А сейчас наказать нельзя: за жалобы не наказывают. Он же жалуется!

Товарищи! В ТАССе процветает пьянство в рабочее время. Пьянство – это порок, о котором много пишут в печати нехорошего. С пьянством надо бороться!

Брежнев звонил в ТАСС:

– Передайте Колесову, хорошо осветил моё пребывание во Франции.

Такое слышать приятно.

У меня был Марушкевич. Товарищи, он рассказывал, как он ставит визу под заметкой, а корреспондент улыбается: «Посылайте, посылайте в Москву. Только через день какую там положат на заметку визу? Директор в Минске визирует, а литсотрудник в Москве пишет резолюцию: «Факт местного значения»! Как дальше мне работать?» – спрашивает Марушкевич.

– Пусть визирует добро, а не говно! – вполголоса отвечает кто-то из ближних рядов.

Поднялся Колесов:

– У меня факт местного значения ассоциируется с боем местного значения. Местный выигранный бой – это тоже победа! Но это частица большой победы. Местные бои работали на общую Победу! Нет местных фактов! Все они, факты местного значения, работают на пятилетку! Надо менять к ним отношение… Не стоял у мартена – не можешь править заметку. Попрыгай у мартена, пожарься у печи, тогда и правь!.. И ещё. Журналист ТАССа и вытрезвитель – понятия несовместные. Нам надо не бояться – называть имён я не буду – указывать на недостаток – любовь к рюмке.

Герман, начальник отдела кадров: