Наши в ТАССе

В универмаге комитет комсомола срочно собрал бюро, выделил три самых красивых девушек. Когда Ильич осмотрел универмаг, его пригласили в отдельную комнату и те девушки вручили ему подарки. У Ильича есть два товарища, которые ведают подарками.

Нежданные встречи, приветствия.

На ступеньках в универмаге Мусаэльян стал снимать. Пятился, пятился – а он длинный – и упал со ступенек.

Подошёл Ильич, помог подняться и спросил:

– Не разбился, Володя?

– Нет.

– Ты аппаратуру не разбил?

– Цела.

А снимал Владимир, когда Ильич разговаривал с женщиной с двумя маленькими детьми.

У сопровождающего Ильича были на всякий случай плитки шоколада с великолепными видами Кремля. Ильич дал ребятишкам по плитке. То-то радости!

Вечерело. В парке заработали под штраусовские мелодии фонтаны с подсветкой. Идём к памятнику. Надо возлагать цветы. Цветов нет. Организаторы-то возложения разошлись.

Болгары находчивые. Нарвали цветов прямо с клумбы и отдали Ильичу. И возложение прошло как положено.

В Болгарии встречали хорошо. Цветы, цветы, цветы.

Были встречи в Венгрии, в Германии.

Ильич любит охотничьи магазины. Были в одном таком магазине в Берлине.

Каково наше журналистское положение? Идёшь сзади и на ходу пишешь. Как согласовать?

Раньше про каждый чих писали. Теперь строже. Без сюсюканья, безо всяких подробностей.

Мы не писали, но Ильич в Берлине ходил по магазинам, интересовался ценами на хлеб, на промышленные товары. Трудно нам уловить ту грань между золотой серединкой протокола и размазыванием.

Париж. Орли. Народу поменьше, чем в Софии и Белграде. Я впервые увидел лозунг «Мы помним Сталинград!». Чистая публика Елисейских полей спокойна, элегантна.

Когда возвращались в Орли, было такое. По обочинам молодёжь радостно приветствовала гостей. А другая часть молодёжи стала бросать в наши едущие машины листовки. Завязалась драка. Древками парни били «листовщиков». «Листовщики» бегом на проезжую часть. А полиция не разбирается, кто прав, кто виноват. Виноват тот, кто нарушает. Хватали тех и тех и бросали назад, к забору.

А французский высший свет – это кино! В театре все в смокингах, старушенции с лорнетами, декольте невероятных размеров. Вблизи посмотрел, как выглядят французские актриски.

То и дело приходилось бегать к телефону. Всё уточняешь, кто есть, кого нет… Каждую минуту – какая-то неожиданность. Соображай, как выкрутиться из положения.

Едем на Мари-Роз, где жил Ленин. Что будет там? Кто встретит? Оказывается, встречало всё политбюро ФКП. А я никого не знаю в лицо. Я назвал всех присутствующих членов политбюро, а Красиков, наш корреспондент в Париже, потом уточнил в «Юманите». Я ездил за Ильичом, писал, надиктовывал текст Красикову. А уже он передавал в Москву.

Вам интересно…

Квартиру, где жил Ленин, купила компартия. Но квартира до тех пор будет собственностью партии, пока кто-то в ней живёт. Жила молодая коммунистка. Вышла замуж, съехала к мужу. Ищут, кого тут поселить.

– Я бы поехала! – пустила бойкий голосок Зина Хромова из соседней редакции. Зина недавно получила квартиру в Мытищах. – Если бы чуток раньше знать…

Марсель был в туманной дымке. Марсельцы пели «Марсельезу» и «Интернационал».

Едем по городу. Мне говорят:

– Подыми один глаз. Замок Монте-Карло!

– Некогда! Не видишь? Речь на коленке пишу.

По Франции, как и везде, ездили, вцепившись в спины охранников.

Владимир Николаевич читает записки. Отвечает.

– Вот тут анонимный вопрос: «Коля! Ну а как всё-таки француженки? Хороши?»

– Не видел.

Оказывается, Калистратов не был на занятии.

Но спесиво так спрашивает:

– Ну и что он тут нёс? Знаю, ничего нового. Может, приходил приврать? На людях легче сочиняется-вспоминается.

18 ноября

Если хотите

Вчера была получка.

А сегодня Бузулук всё никак не проснётся в кресле.

Молчанов стучит ногтем по стакану за открытой дверкой шкафа. Там иногда тихонько пьют, закрыв глаза.

– Побудка! – шепчет Валька.

Да разве разбудишь Олега?

Он, чуя приближение начальства, проснётся слегка лишь к десяти, когда прибыл генерал Калистратов и сразу с допросом:

– Что это вы, Олег Дмитриевич, сидите в грустях? А я такую жажду работы принёс! Не расплескать бы. С похмелья у меня просыпается критицкое отношение ко всему. Шёл и смотрел на женские ножки. До чего ж они кривые в этих сапогах! Ужасно. Насчитал пару приличных ножек. А все остальные – грусть!

Бузулук спросонья хрипит:

– Аккураткина! Собачка бесхвостая! Даже повилять нечем… Есть муки смерти страшнее… Ты должна просить у меня прощения за вчерашнее!

Татьяна хмыкнула:

– Проснулся-таки. Ну-ну…

– Сева, сердце болит, – жалуется Олег.

Калистратов назидательно:

– Надо меньше пить и хорошо закусывать. А лучше того… Слышал от кого-то. В памяти зацепился этот совет. Могу вполне серьёзно советовать вам, более духовной натуре, безусловное воздержание от алкоголя. Достаточно воды! А то… Три лобастых[272] с первого захода! Куда-а!?..

Из здравпункта Олега отправили в поликлинику.

– Странно, – скребёт Сева затылок. – Такой здоровый бугай. Такое впечатление, никогда не будет износу. И пожалуйста…Из поликлиники Олег вернулся с печальной новостью: