Читаем Наши в ТАССе полностью

Наши в ТАССе

– Не хвалитесь, – осаживает его Татьяна. – Дают вас не одного. Отдел науки вчера поработал. Ну смехота! Одну-одинёшеньку заметку выдал! Мы до такого не докатывались. Вчера мы выдали шестнадцать заметок. Десять напечатаны!

– О! – просиял Медведев. – Сегодня в четыре летучка. Есть возможность отличиться. Не забыть сказать.

– А я, – хорохористо тянет Татьяна, – никогда не высовываюсь. Не похвалюшка я…

Беляев наклонился к Медведеву, облокотившись на стол. Тихонько толкует что-то про экономику. И вдруг на всю комнату:

– А! Хрен с нею, с экономикой! Надел нейлоновую рубашку – сам в ванне стираю, – а она выползает. Вот так!

И он, хохотун с помочами, тянет рубаху из брюк.

– Э-э! Володь! – шумит Татьяна. – Главное, вовремя остановиться.

Беляев заправляет снова рубашку в брюки и грохочет:

– Вспомнил нашу трудовскую художественную самодеятельность. Вижу перед глазами ту милую сценку. Роль Фельетона исполнял Борька Федосеев, сейчас спортивный комментатор в «Известиях». Роль Редактора вела практикантушка с журфака МГУ. И вот эта свистушка редактирует Фельетон. Снимает с Борьки шляпу, часы, галстук, рубашку, брюки, трусы. Он дрожит: «Я не дышу». Она говорит: «Ещё немного почищу и Фельетон будет хорош». Она снимает с Борьки вторые трусы. Фельетон-Федосеев стоит в одних плавках. На них написано: «Голый факт».

20 июня

Бегу в свою контору.

У Александровского сада молодая крестьянка с двумя нище одетыми мальчиками.

– Скажите ж, как попасть на приём?

– К кому?

– А я не знаю… К кому сюда все ездят?

Ох, Россиюшка… Ободранная, забитая.

Во мне всё перевернулось.

В горле стал ком. Душат слёзы.

– Пойдёмте со мной.

– Ну вот… Одна душа живая…

– Откуда вы?

– Из Коми.

– Во-он видите дом? Это приёмная Верховного Совета. Идите туда.

Плетусь по улице Герцена к себе. Никто не видит моих слёз. А я вижу свои слёзы. Очки у меня зеркальные. Солнце в спину, и я вижу в очках блеск слёз. Эти двое мальчишек – я и мой любимый брат Гриша, если срезать нам лет по двадцать семь…

Сегодня паралич у дедушки Кошелькова Григория Алексеевича с выпуска Б отнял за завтраком руку и глаз.

Жалко…

24 июня
Бахметьева

Сегодня перенесённая с прошлого вторника летучка.

Дежурная критикесса – новенькая цыпа из культуры Бахметьева Светлана да ещё Яковлевна – чистосердечно кается:

– Я как перед экзаменом. Готовилась добросовестно на один день, а тут отложили. И я всё забыла.

Реплика с места:

– Всё правильно. Память-то девичья.

Второй голос:

– Была!

Светлана хвалит все редакции. Особенно налегает на свою:

– Если что хорошо сделано, так знайте, это наша редакция. Классика – это мы! Я думала, что в селе мне будет скучно. Но я без скуки читала сельские талмуды. Вот пример. О рыбе пишут сельхозники и промышленники. Почему рыба в селе и в промышленности? Сельская рыба вкуснее.

Уточнение с места:

– Свежая – в селе, жареная – в промышленности.

– Об отдыхе пишут все редакции. Почему? – вопрошает Светлана.

Баратянц с ходу предлагает:

– Создать новую редакцию отдыха!

Светлана его спрашивает:

– А почему вы присутствуете?

– Я ваш!

– Разве? А я считала, что все редакции по ту сторону от входа не наши.

– Нет. Я ваш!

– Тогда я отыграюсь на промышленной редакции. Все они пишут неинтересно, скучно. А писать надо интересно. Это моё соображение.

Поднявшийся хохот покрывает реплика:

– Не мешайте соображать!

– Стандартно пишут промышленники! – ломит своё Светлана. – Вот хоть эта заметка… Язык! О начинании Иванниковой. У меня закладка названа: «Горячо поддержали…» Я не понимаю. Одна сухая цифирь!

– Это жанр такой, – подсказывают с места.

– Это же махровый штамп!

– Не обижайте женщину! – выкрикнул Бузулук. – Не намекайте на нашу орденоносную краснознамённую Июшку Махрову.

Анекдот века, а не летучка.

Смеялись от души.

Баратянц и Маркелова облаяли дилетантку Бахметьеву.

Наш главный редактор Колесов егозил на стуле. По коридорным авторитетным слухам, он хотел прокатить Медведева. А тут – ша! Светлана перебежала дорожку.

Однако он встал и стал говорить вовсе не о том, о чём собирался. На нервах спросил:

– Где Беляев?

– В соседней комнате.

– Что он там делает?

– Обедает.

– Пусть идёт сюда! Я ему дам!

Пришёл раскрасневшийся Беляев.

Колесов дал ему грамоту за освещение выставки «Автоматизация – 69».

Облизывая губы и принимая грамоту, Беляев сознался под смех всей комнаты:

– Спасибо! Мы от вашего имени затыкали доты.

Потягиваясь после летучки, Татьяна затявкала:

– Ну эта вертушка-критикушка Бахмах! Вот эта дева дурка. Набитая! Во! – Приставила палец ко лбу. – Чайник полный!

А на летучке Татьяна сидела, поджав хвостик и дыша строго через раз. Побоялась выступить, хоть несли по кочкам именно её заметку о знатной ткачихе Иванниковой.

Татьяна начинает править материал Цапка и на срыве кричит:

– Где эта Цапля? Как он пишет?! «Они просты и несложны». Масло масляное!