Наши в ТАССе

Заглянула к нам Ирина. Дежурная машинистка.

– Здрасьте, – кивнул я ей.

– Честь имею, денег нет. Иди ешь. А то любить не буду.

– Но я такой стройный, когда голодный.

Вернулся с обеда, опять она с допросом:

– Что ел? Докладывай.

– Щи.

– Сам бы их варил.

– Некогда. Отсюда иду в библиотеку у Кремля. К постельке доползаю в полночь.

– Чудак! Лучше б у женщины был до полуночи.

– У женщин меня быстро клонит ко сну.

30 июня, понедельник

Песнь юбиляру

Как путь свой жизненный ни мерьте,Во зле всё тонет и в добре:

Вся суть не в датах жизни – смерти,А в этом ёмком их тире.Е. Запяткин

Юбилей – прекрасный повод сказать человеку то, что о нём не думаешь.

Р.Муганлинский

Новиков правит заметку Татьяны и спрашивает её:

– Как оставить? «Неумолчно» или «не умолкая»?

– Ты что, Вовка!? Ха! Не умолкая!.. Дярёвня! Надо оставить моё «неумолчно»! Ох… Нужно купить тебе вскладчинку словарь эпитетов!

Цапко горестно угребает из ящичков стола в портфель все свои бумажулечки. В прощанье поднимает руку:

– Я вас покидаю, ребята!

Ия деланно:

– Не шутите. Мы привыкли к вашему басу.

– Так надо, ребята. Так сказал Николай Владимирович. Завтра кончается мой трёхмесячный испытательный срок. Не прошёл-с… Практики маловато… Ну, ничего. От американского безработного меня отличает лишь длина моей легковой машины.

Он на собственной машине ездил на работу.

Начинается партсобрание. Стоит невообразимый хохот.

Партайгеноссе Шишков, масляно сияя, призывает:

– Товарищи! Войдём в рабочее положение. Для смеха нет никакого основания. Партбюро потребовало от всех нас овладеть партийной страстностью. А в течение года далеко не все активно учились на партийных занятиях.

– Это верно, – подхватывает Денисович. – Говорю на последнем занятии одному слушателю: «Выступи хоть раз. Где твоя активность?» А он в ответ: «Разрешите мне быть активным с будущего года».

Беззубая Татьяна не прочь выступить, но она стесняется своей шепелявости. Не зря Фадеичев всё наводил у неё справки, когда ж она вставит зубы.

В последний раз она ответила ему так:

– Вставит зубы Александр Иванович, после и я вставлю. Не могу при беззубом начальстве сверкать жемчугами зубов.

По случаю 60-летия посадили Василия Семёновича Терентьева в мягкое кресло у окна.

– Просквозите юбиляра! – забеспокоился кто-то из задних рядов.

Колесов был краток:

– Спасибо за отличную работу! Премия – месячный оклад.

– Дисциплинированный, – похвалила юбиляра его начальница Смирнова. – Приходит на работу в девять ноль-ноль. Что подарить? Не знаю. Цветы? Неудобно. То, что мужчине дозволено, не позволено в редакции.

– Я считал, – сказал обозреватель Романов, – что ты на год старше меня и тебе сейчас пятьдесят один. А ты, оказывается, на девять лет старше. Семнадцать лет вместе гнём позвонки![106] Много изведено чернил, много съедено гонорара.

– Спасибо, что много делаешь для родной партии! – трафаретно прокричал Шишков и сел. Он улыбался так тепло. Как папа-алкаш после сильной выпивки.

Зина Хромова была обстоятельней:

– Вас, Василий Семёнович, охарактеризовали с марксистских позиций. Я скажу с кочки психиатра. Это Вам, Василий Семёнович, надо. Сегодня открылся съезд психиатров. На нём профессор Снежинский сказал, что мозг человека по-настоящему начинает работать в шестьдесят лет…

Реплика с места:

– Без намёков!

– … От имени женщин желаю Вас расцеловать! – И Зина смачно целует юбиляра.

Реплика откуда-то сбоку:

– Если ноги у тебя ходят, глаза видят, не уходи на пенсию!

Второй голос добавил:

– Торжественно выпрут!

Вскочил масляный Шишков:

– Всё! Между собой устраивайте что хотите.

Стали расходиться. Терентьев растерянно озирается:

– С-с-слово… О-о-ответное…

Шишков:

– Товарищи! Народ! Граждане! Юбиляр тут хочет…

– Чего ему ещё?

– … слово ответное сказать, – робко договорил Терентьев. И как-то виновато проронил:

– Постараюсь быть таким, каким вы меня обрисовали…

Оставалось минут семь до конца рабочего дня.

У Олега сегодня день рождения. Ему тридцать два.

Олег льстиво улыбается Медведеву:

– Александр Иванович! По случаю моего дня разрешите почитать ребятам свои стихи.

Медведев ледяно смотрит на стенные часы.

– Ещё пять минут поработайте по-ударному и открывайте свой Гайд-парк,[107] – пробубнил он, хмыкнув. Мол, всякий осёл свой рёв любит слушать.

Тяжёлое было в Макеевке у Олега детство. Запомнилась ему частушка

У макеевской шпаныНа троих одни штаны.

2 июля

Сегодня новая газета «Социалистическая индустрия» задерживается.

– Наверное, она закрылась, – сказал Медведев. – Тань, Кудрявцева собирается переходить в эту газету. Позвоните ей по городскому и спросите, в чём там клин.

– Как сообщает ТАСС, – сказала Татьяна, – в коридорах «Социндустрии» видели с анкетой Цапко.

– Ну… Тогда всё ясно. Испугались его прихода и закрылись.